Мать известного скульптора Эрнста Неизвестного, которая была тоже известна, но о которой мало, кто знал

Есть стихи, которые с ходу покоряют душу и запоминаются своей неповторимой чистотой помыслов и чувств:

«Признание»
Ты помнишь?.. Белые снега
Сугробами сутулятся,
А мы идём — к ноге нога
По незнакомой улице.
Нам семафоры вдалеке
Зажгли огни зелёные,
Ты тянешься к моей руке,
Как тянутся влюблённые.
Быть может, это только страх
Глухого одиночества,
Но я читать хочу в глазах
Нежданное пророчество
И обещание любви,
Такой, что не износится.
Признаюсь я — глаза твои
Мне прямо в сердце просятся.

Это стихотворение принадлежит Белле Абрамовне Дижур (30.07.1903, Черкассы — 17.02.2006, Нью-Йорк — русской поэтессе, прозаику, матери всемирно известного русского и американского скульптора Эрнста Неизвестного (09.04.1925,Свердловск — 09.08.2016,Нью-Йорк).

Белла Дижур родилась в Киевской губернии, в городе Черкассы, откуда её родители, Абрам и Соня, переехали во время Первой мировой войны в 1914 году, в Екатеринбург. Окончив среднюю школу, Белла Абрамовна уехала учиться в Ленинград. Здесь прошли её студенческие годы. Она очень полюбила этот город. Была вхожа в круг поэтов Серебряного века. Дружила с будущим знаменитым поэтом Николаем Заболоцким, они даже обручились, он посвятил ей полную тетрадку стихов, но она вышла замуж за врача-отоларинголога Иосифа Моисеевича Неизвестного. Когда в 1938 году поэта арестовали, он из ГУЛАГа тайно переслал Белле Дижур свои стихи, которые она сохранила.

У молодой четы в 1925 году родился сын Эрик, будущий заслуженный фронтовик и всемирно известный скульптур Эрнст Неизвестный, а в 1934 году дочь Людмила. В 1928 году Белла окончила химико-биологический факультет Ленинградского педагогического института им. А.И. Герцена. Вернувшись в Свердловск, Белла Дижур стала химиком-экспертом областного управления милиции.

Первые её стихи были опубликованы в 1937 году в альманахе «Уральский следопыт». Поскольку Белла Дижур была по первому образованию учителем, один умный редактор предложил ей писать научно-художественную прозу для детей. Так в этом жанре она и процветала, издаваясь и на Урале, и в столице. Все годы Белла Абрамовна, наряду с литературным творчеством, активно занималась научными изысканиями в области криминалистики.

Беллу Дижур приняли в члены Союза писателей СССР, как известную поэтессу, ещё в 1940 году. В члены союза её принимал тогда знаменитый уральский писатель Павел Петрович Бажов, рекомендации ещё дали Мариэтта Шагинян и Агния Барто.

Сотрудник «внутренних органов», Белла Дижур была, тем не менее, наставницей для многих инакомыслящих того времени. Её дом в Свердловске был приютом для тех, кто, так или иначе, выражал недовольство советской действительностью. В конце 40-х она едва не угодила в состав группы местных «безродных космополитов». Её должны были исключить из Союза писателей СССР, но не исключили. Возможно, посодействовал прекрасно к ней относившийся автор знаменитых уральских сказок Павел Бажов.

А когда в 1976 году уехал из страны её сын — знаменитый скульптор Эрнст Неизвестный, Белла Дижур стала «матерью изменника родины».

В 1979 году после смерти мужа, Иосифа Моисеевича Неизвестного, и зятя — мужа дочери, надеясь на то, что из Латвии будет легче уехать, Белла Абрамовна переехала из Свердловска в Юрмалу, где 7 лет они с семьёй, дочкой Людмилой и внуком Андреем, «просидели в отказе».

Белла Абрамовна рассказывала:

«Это было нелёгкое существование в качестве „отказников“, со всеми вытекающими последствиями.
Быт наш был зыбок, неустойчив. Каждую неделю ездила на трамвае в общественную баню. Мы жили как маленький кочующий цыганский табор.
Но бытовое и психологическое неустройство для моей души обернулась неким чистилищем. Об этом свидетельствуют мои стихи.
Я часами просиживала на берегу Балтийского моря, прислушиваясь к голосам прибоя, и в них слышалось мне совсем неприсущие прежде мотивы».

Белла Абрамовна также рассказывала потом: 

«Там ко мне, в семье дочери, очень хорошо относились.
Неприятно вспоминать о таком случае, но когда в России Людмила, окончила институт (внешне она не похожа на еврейку, и её почти сразу приняли на работу) и заполнила анкету, ей сказали: нет!
Конечно же, вся Россия жила в несвободе, но евреям было намного тяжелее других. Мы стали отчуждаться от России только тогда, когда нас стали отчуждать от неё.
Именно поэтому я писала: „нас ветер истории носит по свету. Библейские страсти мы носим в сердцах“.
И когда мы получили разрешение на выезд, я должна была членский билет сдать.
Я отправила его со знакомой девочкой, и секретарь рижского отделения Союза писателей прислал мне с этой же девочкой букет цветов».

Положительную роль сыграло письмо Евгения Евтушенко, адресованное Председателю КГБ СССР В. М. Чебрикову и написанное в 1985 году по просьбе самого Эрнста Неизвестного, к таланту которого поэт «относился с безмерным уважением».

Письмо это представляет интерес как свидетельство гражданского поступка выдающегося поэта России Евгения Евтушенко в деле борьбы за человеческую справедливость. Письмо Евгений Евтушенко написал в Риге, где находился с выступлениями. Белла Абрамовна пришла к нему и рассказала свою историю. Евтушенко был потрясен и принял живое участие в судьбе семьи Беллы и Эрнста:

Подлинник письма у Беллы Абрамовны остался на руках, копия ушла в Москву. Вот его текст:

«Дорогой тов. Чебриков!
Христа ради прошу я Вас — отпустите 82-летнюю мать скульптора Эрнста Неизвестного к её сыну.
Белла Абрамовна Дижур — старейшая детская писательница, принятая ещё Павлом Бажовым в ряды ССП в 1940 году, зла никому в жизни не сделавшая, и единственное её желание — чтобы собственный сын закрыл ей веки, похоронил её.
Никаких военных секретов она не знает.
Как бы ни относиться к Эрнсту Неизвестному, но, на мой взгляд, негоже такому могучему государству, как наше, мстить ему через 82-летнюю, ни в чём не повинную мать.
Великодушие ещё никого никогда не унижало. Проявите же великодушие, жалость, незлопамятность, исконно, свойственные настоящим русским людям…».

Белла Абрамовна накануне эмиграции из России написала стихотворение:

«Прощание»
1
«Мы ржавые листья на ржавых дубах…».
Эдуард Багрицкий.

Просторная русская фраза:
Неспешная русская речь,
Служить бы тебе без отказа,
Лелеять тебя и беречь.
Возвышенных слов перекличку
вести до последних минут…
И дерзкую эту привычку
Представить на Божеский суд.

2
Не лику Христову
и не Иегове —
тебе поклоняюсь,
волшебное слово.
Остаться б до смерти
Твоею рабой…
Но вот я прощаюсь,
Прощаюсь с тобой.

3
Да. Я уезжаю… Ах, я уезжаю!
И горько прощаюсь с родным языком.
Россия! Отчизна моя дорогая!
Мой старый, мой бедный отеческий дом.

Чужие вокзалы, чужие кварталы,
Чужие наречья — зачем они мне?
Но что же нам делать с извечной опалой,
С извечной опалой в родной стороне?

Мы ржавые листья, рождённые в гетто…
«Мы ржавые листья на ржавых дубах…»
Нас ветер истории носит по свету.
Библейские страсти мы носим в сердцах.
А вот ещё строки из её стихотворения:
«Не помню я ни песен синагоги,
Ни запаха пасхального вина,
Ни судных дней, когда взывая к Богу,
Шепча таинственные имена…
Но где-то на пороге дальнем детства
Похрустывает тонкая маца,
И древней крови смутное наследство
Ещё живёт в моих чертах лица.
И голос крови мой покой смущает,
Он ещё жив и говорит ко мне…».

***

Надо отдать должное Белле Абрамовне, именно из ее поэмы «Януш Корчак» (1945) советские люди впервые узнали о Януше Корчаке.

Но откуда о подвиге еврейского педагога узнала Белла Дижур?

Дело в том, что в 1943 году неподалеку от Свердловска, в посёлке Монетный был организован Польский детский дом. Им руководил Александр Левин — в двадцатые годы он работал у Корчака библиотекарем. Осенью 1943 года Белла Абрамовна работала в уральской молодёжной газете и по заданию редакции поехала туда, чтобы написать-рассказать о детском доме. Александр Левин и рассказал Белле Абрамовне о трагедии варшавского гетто и Дома сирот и подвиге Януша Корчака.

Эрш Хенрик Гольшмит (22.07.1878, Варшава — 06.08.1942, концлагерь Треблинка) —выдающийся еврейский педагог, писатель, врач и общественный деятель, майор медицинской службы. В 1898 году он взял себе псевдоним Януш Корчак. В качестве военного врача Русской императорской армии принимал участие в Русско-японской войне. Янушу Корчаку принадлежит свыше 20 книг о воспитании, главные из них: «Как любить ребёнка» (1914) и «Право ребёнка на уважение» (1929). Известную книгу «Как любить ребёнка» он писал во время Первой мировой войны в Киеве, где работал врачом в детских приютах. Позднее Януш Корчак создал в Варшаве Дом сирот.

В августе 1942 года немецкое командование обрекло на смерть всех 200 воспитанников Дома, отдав приказ о депортации детей в концлагерь Треблинка. Строем, под охраной полицейских и немецких солдат, они были отправлены в вагоны для скота. Янушу Корчаку предложили свободу, но он остался с детьми, приняв с ними смерть, в 64 года, в газовой камере. С Янушем Корчаком погибла и его помощница, и друг Стефания Вильчинская.

Александр Левин — будущий профессор Варшавского университета, тайно после войны вывез полный текст поэмы «Януш Корчак» в Польшу, там его перевели на польский, еврейский и европейские языки.

О последних минутах жизни Януша Корчака и 200 детей у Беллы Дижур написаны волнующие строки:

«…И вот он в кругу
ребятишек снова
Взволнованным
Шепотом окружён…
И сотни ручонок
тонких, дрожащих
К нему потянулись
и он в кольце.
И старое сердце
забилось чаще,
И свет заиграл
на его лице.
И свет этот виден был
так далёко,
что даже фашистский
солдат без слов,
минутой позднее
железного срока
бросил на двери
гремящий засов.

А вот строки из её интервью:

«Да, когда я написала поэму „Януш Корчак“ и корчаковский комитет Западной Германии, в 1983 году, присвоил мне звание лауреата, я была полна гордости, что я еврейка. Почему?
Потому что, если моих братьев преследуют, значит и меня преследуют. За что? Только за то, что я родилась еврейкой. А никаких других „грехов“ у меня нет.
Я одна из тех, кого преследуют. Даже если меня не повели в Бабий Яр, повели моих родственников-киевлян, у меня в Киеве было много родни».

Вот начало поэмы Беллы Дижур „Януш Корчак“:

Я не росла в глухих кварталах гетто,
Мне дым его печальный незнаком,
И если честно говорить об этом,
Был не еврейский мой отцовский дом.
Но в дни, когда, как встарь, на перепутье
Народ мой вновь поруганный стоит,
Я вновь еврейкой всей своею сутью,
Всей силой незаслуженных обид.

В 1983 году в Юрмалу на имя «отказницы» Беллы Дижур пришло приглашение прибыть в Гессен, Германию, для вручения ей премии Корчаковского комитета.

«Спасибо, но прибыть не смогу по независящим от меня причинам», — написала она президенту комитета, профессору-богослову, католическому священнику Адольфу Хемпелю. Союз писателей Латвии отказал Белле Дижур в помощи в пересечении границы.

Тогда Корчаковский комитет в полном составе во главе со священником приехал в Ригу сам, чтобы вручить юбилейную медаль к 100-летию со дня рождения Януша Корчака.
Гости устроили торжество в гостинице «Рига», а Белла Абрамовна ответный обед у себя в Юрмале, на первом этаже старого деревянного домика без удобств по улице Ригас, 42.

Белла Дижур с улыбкой вспоминала, как под окнами, в крепкий мороз несколько часов «гулял» ответственный человек из серьёзного учреждения… «Пригласите и его! Что он там мёрзнет!» — пошутил профессор Хампель.

Медалью им. Корчака Беллу Дижур наградила также Польша.

«Мамочка! — писал в Юрмалу Эрнст Иосифович в 1980 году, — На днях в Нью-Йорке оказался на концерте, где исполнялась „Кантата о Януше Корчаке“. И меня впервые в жизни чествовали не как художника за моё творчество. Зал стоя аплодировал мне как сыну автора поэмы о Януше».

Вне сомнения переживания судьбы Януша Корчака, память о его стойкости и самоотверженности помогало и самой Белле Дижур справиться со своими невзгодами.

***

Через год после письма Евгения Евтушенко главе КГБ, в 1987 году, 84-летнюю Беллу Абрамовну с дочкой и внуком выпустили из страны в Нью-Йорк, где она ещё смогла, с Божьей помощью, прожить 18 лет. Не забыли, однако, власти, сделать пакость «на дорожку». Её внука пригласили в Министерство культуры, где книги Беллы Дижур (детские книги!) «отсортировали»: «Эти дозволяется вывезти за океан, а эти — нет, где-то тут таится скрытая крамола».

Эрнст, встречая мать в аэропорту, спросил: «Мамочка, какую квартиру ты хочешь в Америке?» — «Чтоб была горячая вода и телефон!» — сказала Белла Абрамовна. Дело в том, что из Свердловска, в 1980 году, она переехала в халупу в Юрмалу, надеясь, что из Латвии будет проще уехать к сыну, и на протяжении 7 лет у нее не было элементарных удобств. Эрнст улыбнулся: «Здесь других квартир нет».

Спустя несколько лет, уже в Америке, Белла Абрамовна наконец-то издаёт книгу стихов на двух языках — русском и английском, с иллюстрациями сына Эрнста Неизвестного. Она ещё спустя годы отвезла сборник в Москву, Свердловск, уже ставший Екатеринбургом, подарила друзьям и всем, кто её помнил, побывала на могиле мужа.

Уже будучи гражданкой США, Белла Дижур публиковалась в российских журналах «Знамя» и «Урал». Причём в журнале «Урал» публиковалась, уже перешагнув столетний рубеж.

В свой последний приезд в Екатеринбург в конце 1990-х годов, будучи уже очень слабым, престарелым человеком, Белла Дижур нашла в себе силы посетить всех своих знакомых, друзей-писателей, которые по состоянию здоровья уже не покидали дома, провела творческие вечера в Музее писателей Урала, Союзе писателей и библиотеке им. В.Г. Белинского.

Кстати, Белла Дижур получила первую премию на конкурсе пушкинистов Америки, в котором участвовали 240 авторов.
Её стихотворение попало в «Антологию русской поэзии ХХ века», изданную Евгением Евтушенко:

Истончается время, дыхание, движение…
Увлажняется глаз, цепенеет рука,
И какие-то длинные белые тени
Заслоняют лицо старика.
Он сидит за столом, молодец молодцом,
Он ещё балагурит о том и о сём,
Он ещё не в аду, не в раю, не в больнице,
Но невидимый свет над висками струится.
За сутулой спиною — два белых крыла,
И два ангела белых стоят у стола.

Истончается быт, и привычные вещи
Уплывут нивысомо в туман голубой,
И появится сон неожиданно вещий,
Белокрылым виденьем, склоняясь над тобой.

Истончается связь и с дальним, и с ближним,
И поток долголетия, застыв на бегу,
Прерывает земное движение жизни,
Зажигает лампаду на другом берегу.

В России у Беллы Абрамовны вышло три скромных поэтических сборника, в Америке она издала ещё один «Тень души», с предисловием Василия Аксёнова, признанный одним из лучших изданий США 1990 года.

В своих интервью, уже перешагнув столетний рубеж, Белла Абрамовна высказывала здравые мысли о роли религии в обществе:

«И если говорить о том, что меня сегодня не удовлетворяет в религии, могу сказать — огромное расслоение. Как христиан, так и евреев, на различные течения. Группы, направления, часто не признающие друг друга. Я этого не понимаю, зачем?
Я считаю, что христианство вытекло из иудаизма, Иисус Христос и апостолы были евреями. Христос повторил то, что было в иудаизме: возлюби ближнего своего, почитай родителей. И другие мудрости человеческие.
А вот в Израиле я никогда не была, не пришлось, но желаю этому государству всяческого добра.
Там у меня много друзей и вообще, я на стороне евреев, а не арабов, хотя совершенно не разбираюсь в политике».

Говоря о сыне, Белла Дижур, сравнивала себя с мышкой, которая родила гору. Близкая подруга её уверяла, что она тоже гора, только чуть меньших размеров.

А вот что написал о ней Евгений Евтушенко:

Великая эта женщина,
дожив до столетних седин,
в Нью-Йорке шепнула мне: «Женечка, 
а знаешь, ведь ты мне как сын». 
Мы вместе нигде не обрамлены,
но Эрик и вы — мне семья.
Спасибо вам, Белла Абрамовна,
еврейская мама моя.
Скончалась Белла Абрамовна Дижур 17 февраля 2006 года, на 103-м году жизни.
9-го апреля 2015 года в Екатеринбурге по адресу ул. Свердлова, 58 открыли мемориальную доску, посвящённую Белле Абрамовне Дижур.

Из поэтического наследия Беллы Дижур:

Ещё о Каине
Авель, кроткое созданье,
Брата старшего любил,
Но, как сказано в преданьи,
Каин Авеля убил.
Он решил бесповоротно,
Что ему мешает брат
Сеять рожь за горизонтом,
Там, где зори и закат.
На земле тогда впервые
Пролилась безвинно кровь,
Ангелы полуживые
Не могли спасти любовь.
Каин жив. Тысячелетья
Мы едим его плоды,
Сохранились на планете
Преступления следы.
Где ты, Дом семьи единой?
И куда любовь ушла?
Длится древний поединок
Добродетели и зла.

Сыну
Мальчик мой! Ты скоро станешь взрослым.
Как бы детство я ни берегла,
День придёт — и ты легко и просто
Сбросишь тяжесть моего крыла.
Станет душно за двойною рамой,
В напряжённой комнатной тиши.
«Что ж, — ты скажешь, — до свиданья, мама.
Уезжаю. Не скучай. Пиши».
Я поплачу, штопая рубашку,
Утюгом слезинки просушу
И рукой дрожащей на бумажке
Новый адрес сына запишу.
И в тоске все школьные тетрадки,
Книги и рисунки сберегу.
Ты писать мне будешь очень кратко:
«Жив. Здоров. Приехать не могу».
Вспомню гул прощальный у вокзала
И твою улыбку у окна.
И пойму, что старости начало
Там, где мать останется одна.

***

В большой вселенной —
маленький мирок.
Не комната. Всего лишь уголок.
Окно в полнеба. Книга у окна.
Краюшка хлеба и стакан вина.
И одиночество. Таков удел
Того, кто остаётся не у дел.
Но не страшусь я участи такой.
Другой стоит с протянутой рукой.
А у меня полнеба за окном,
И хлеб, и книга, и стакан с вином.
И вся вселенная извне
Переселяются ко мне.

***

Простудой голос сорван.
Какая благодать!
Простуженное горло
Позволит промолчать.

На ахи-охи близких
Лишь голову склоню.
Я в помышленьях низких
Себя одну виню.

Но полного смиренья
В душе усталой нет,
А наши говоренья
— Лишь суета сует.

Я под платок пуховый
Упрячу грешный рот.
Несказанное слово
Пусть болью прорастёт.

***

Я живу по Божьей воле
Вне навязанных цитат.
Крылья нежности и боли
Над страницей шелестят,
И растёт моя тетрадка,
Как зелёная трава.
Значит, всё со мной в порядке,
Значит, я ещё жива.

Покаяние
1
Моя душа надорвалась,
И нет покоя.
За часом час теряет связь
Сама с собою.

Как дождь в песок,
Ушли года
В тюрьме безбожья.
Простит ли Бог
Иль никогда
Мне не поможет?

2
Я приближаюсь не спеша
К последнему свиданью.
Проходит грешная душа
Дорогой покаянья.

Ей бы покорно проползти
На согнутых коленях,
Но спотыкается в пути
Об дерзкие сомненья.

В грехе душа надорвалась,
За часом час теряет связь
Сама с собою.
И с небесами связи нет,
В пустой вселенной меркнет свет
И нет покоя.

Мне б сохранить бесценный дух,
Чтоб он во мраке не потух,
Чтоб не ушёл до срока…
Жить в бездуховной пустоте
Мне одиноко.

3
Верни мне, память, всё сполна,
Все замыслы мои,
Когда и где была грешна,
Ни часа не таи.

Где рядом с правдой шёл обман,
И, словно демон-рок,
Слепой обманчивый туман
Мне душу обволок.

Верни мне, Боже, добрый сон,
Как чудо из чудес!
Пусть будет дух мой осенён
Доверием небес.

Автор: Лев Баскин.

izbrannoe.com/news/lyudi/izvestnaya-mat-ernsta-neizvestnogo/