Герман Арутюнов: ЧАСОСЛОВ БЫТИЯ. Глава 5-я. «Часослов природы. Декабрь. Зимнее чудо лесного театра.»
Декабрь – месяц чуда. Мы все нуждаемся в чуде, в сказке… Наверное, потому что мир так чудесно устроен и сами мы – чудо, но живем не чудесно, не по своему потенциалу, не по возможностям, не так как запрограммированы, не включаем в себе творческое начало, позволяющее ощущать жизнь как чудо.
Но что такое чудо? Первое, что приходит на ум: это что-то невероятное, невозможное, во что веришь с радостным ожиданием. А почему невероятное и невозможное? Видимо, по той же причине — не так живем, слишком серо, буднично, обыденно. Потому и ожидание чуда – самое упоительное состояние.
Возникает догадка о нас, как о чуде, о том чудесном, что есть в нас самих. Догадка о тех невероятных способностях и возможностях, которые в нас скрыты. Догадка о мире, как о чуде, о том безграничном окружающем чудесном, невероятно интересном мире, который мы вбираем в себя, который в нас, внутри нас, хотя мы об этом часто не знаем. То есть чудо внутри и чудо снаружи, в нас и вокруг нас.
Самое сильное ощущение чуда у нас появляется в декабре перед Новым годом. Почему? Потому что только в это время, в канун Нового года мы сами себе разрешаем верить в чудеса. И оказалось, что это так замечательно, так нам нужно и так для нас важно, что канун Нового года со временем стал самым важным и нужным временем для всех, абсолютно для всех. Самым дорогим и чудесным праздником. Все это признали, это принято, это стало очевидным. Это теперь, можно сказать, своего рода религия для всех.
И когда наступает декабрь, все мы начинаем думать, говорить про Новый год, про то, где встречать Новый год, про то, что надо обязательно загадать желание, про подарки. Иначе говоря, начинаем понемногу сходить с ума, что-то творить.
Да, в каждом из нас заложена потребность в творческой реализации. Особенно, если занимаемся не своим делом, если считаем, что жизнь у нас не творческая, и мы вроде бы не творим. Поэтому стремимся хоть в Новый год почудить, поприкалываться, потусить, покуролесить с близкими, друзьями, с гостями – в коллективе…
В Новый год мы хотим иметь друзей, быть лучше, красивее, успешнее. И потому все чего-то хотят, куда-то собираются, наряжаются, прихорашиваются, преображаются.
«В канун Нового года, — рассказывает художник Юрий Сергеев, — я был в Москве на катке на Красной площади. Это красота. Все на коньках от пяти до 80 лет. Все одеты в удивительные костюмы. Все цвета радуги! Неповторимые костюмы, шедевры. Белые костюмы, фиолетовые шапки, красные варежки. Сахарно белый костюм, оранжевый шарф. Черный костюм, фиолетовый шарф.
Вишневый костюм, белые варежки. Музыка играет так нежно, подчеркивает и зиму, и любовь, и счастье…»
Новый год. Каток на красной площади
В декабре преображаемся не только мы сами. Но и среда вокруг нас. Ощущение чуда повисает в воздухе. На улице откуда-то сверху (с крыш, с фонарей ли, с транспарантов над улицами) на нас свешивается новогодняя мишура, какие-то фонарики, приветствия «С Новым годом!» В витринах магазинов появляются украшенные елки, елочные игрушки, Деды Морозы со Снегурочками. Люди начинают с ума сходить с мандаринами уже в транспорте. 24 декабря уже думают: скоро Рождество – не пропустить бы! А ближе к Новому году тем более – если куранты пробили, а ты не успел еще шампанское открыть…
Ожидание чуда
Все спешат успеть до вечера 31 декабря все дела сделать. Чтобы, когда пробьют куранты, стоять с поднятым бокалом за праздничным столом. Если кто будет опаздывать – трагедия!
В канун Нового года забиты все аэропорты. Народ рвется куда-то, чтобы скрасить себе жизнь. Боятся, что обыденная встреча Нового года все дни Нового года сделает обыденными. Говорят же: как Новый год встретил, так и проведешь…
И эта своего рода новогодняя религия до сегодняшнего дня работает. Ничем она не выбивается, никакими современными новшествами и научно-техническим прогрессом. И это состояние, до Нового года и после Нового года длится недели две…Если отобрать у человека Новый год, он почувствует себя обделенным, лишенным сказки, чуда.
Если на Новый год нет чуда, то это вообще не Новый год. Поэтому все загадывают желание и ждут чего-то чудесного. И ищут это чудо в жизни. Может быть, чтобы продолжать верить, что совершаются-таки чудеса, и загаданные нами желания осуществляются. А, если не увидел человек за 13 новогодних дней чуда, то либо говорит себе, что был невнимателен (мол, чудо было, а я его не заметил) или делает грустные выводы: что-то у него не так, жизнь идет не правильно или дальше пойдет не так.
В нас живет убеждение, что вместе в Новый год – это праздник. Особенно, если это близкие люди или друзья и давно друг друга не видели. Ведь в Новый год люди собираются вместе, и у каждого появляется возможность проявить свое творческое «я», реализовать себя в коллективе. Именно об этом – о творческом проявлении человека в коллективе — говорят философы, размышляя о сути человечества и назначении человека. Именно в коллективе формируется речь и навыки, развивающие мозг. В коллективе возникает желание передать свое восхищение красотой окружающего мира. И вряд ли первобытный художник стал бы что-то рисовать на стенах пещеры, если бы был один, если бы не знал, не думал о том, что это увидят другие.
В Новый год, когда народ собирается, праздник обязательно будет, потому что Новый год…Кураж какой-то появляется, потому что Новый год…Потому что все объединены ожиданием чего-то радостного, хорошего. Все вместе. Все вместе. Все вместе. Все в едином таком радостном порыве…Елка появляется (или зажигается или уже стоит зажженная), и вот оно – чудо…
Новый год вместе – это праздник
Все живое дружит на тему, объединяется на тему. Собираются в баню, на футбол, на скачки, на зимнюю рыбалку, на митинг против власти…Новый год, елка – это тоже тема, которая всех объединяет. Как ни странно, у нас мало картин на тему «елка». Не приземленных на тему нарядной елки с игрушками, а заставляющих задуматься об этом вечнозеленом знаменитом дереве в лесу, как символе чуда в жизни. Таких картин мало или вообще нет. Естественно, рано или поздно нашелся бы художник, который это заметил и захотел восполнить пробел.
«Мне хотелось показать, — рассказывает художник Юрий Сергеев, — что это не просто дерево, но дерево-чудо, особый дар природы, подарок батюшки-леса, деда Мороза, бабушки Зимы…И, срубив елку, люди несут не полено, не ветку, не сучок, а почти живое существо, фетиш, религиозный символ…Несут как икону…только языческую, икону природы. С ней разговаривают, ее язычески одушевляют (хотя сейчас 21 век на дворе, и у нас язычество стало искореняться с 988 года), зовут не «ель» или «сосна», а ласково: «елочка».. Разговаривают с ней.
Да, после Нового года ее выбросят, уже сухую и безымянную. Но, когда ее покупают на елочном базаре или на ярмарке, то несут домой как живую, как живое существо. И в нашем подсознании она действительно с детства живет как необычное сказочное существо, вечный образ, некий идеал красоты, неподвластной времени.
Как в песне:
«В лесу родилась елочка,
В лесу она росла.
Зимой и летом стройная,
Зеленая была.
Метель ей пела песенку:
«Спи, елочка, бай-бай»
Мороз снежком укутывал:
«Смотри, не замерзай!»
Это тоже чудо, когда злющая старуха-метель поет маленькому зеленому деревцу колыбельную, а суровый дед-мороз снежком укутывает от холода…
Ю. Сергеев «Зимнее чудо лесного театра»
«Я думал, — продолжает художник, — как за это браться, как передать этот трепет, это одушевление при соприкосновении с этим чудом? Мне захотелось вспомнить детство. Я взял охотничьи широкие лыжи и поехал в лес…
Зимний декабрьский пейзаж удивительный. Удовольствие от снега, от инея, от мягкого снежного пушистого одеяла…А затем это был шок, восторг, потрясение от мистичных снежных фигур, от снежного театра…от фантазии природы… Я съехал с дороги в чащу, и… обалдел. Я никогда такого не видывал. Передо мной открылась целая галерея образов, как будто я попал в театр. Это были фигуры людей из снега…10, 20, 50 человек… Снежные скульптуры…Руки, лица, носы, спины, шеи, головы…Самая разная одежда…полушубки, воротники, платки, рукава, рукавицы…Шапки, маски, висящие рога…Группы людей, связанных между собой сказочными отношениями… Это было чудо зимнего леса или зимний театр леса, сказка, которую в городе мы не видим… Доказательство духовности природы…»
Я думал, мне фотоаппарата не хватит – эти чудеса запечатлеть. Думал: вот сейчас достану фотоаппарат… И все исчезнет…На меня напал приступ жадности. Мне показалось, что мне дня не хватит, чтобы все это, сфотографировать. И я решил, что не уйду из леса, пока все не сниму.
Прямо как в китайской сказке, где один богач пришел на золотую гору и, увидев кучи золота, забыл, что должен уйти до восхода солнца…Солнце пришло и сожгло его…Пока солнце не пришло и не убило его, он, как одержимый, все собирал золото и собирал…Так и я — не мог оторваться.
Это был бесконечный спектакль…театр, снежное шоу…Это было похоже на карнавал зимы, как будто все деревья (лесные обитатели) были в разных платьях и разных масках…как будто я оказался на зимнем фестивале моды, когда перед тобой за короткое время проходит несколько сот моделей…одна другой интересней…и они все неповторимые! И ни одну уже больше не встретишь…Ощущение, что человеческий мозг не может все это придумать, так что возникает мистическое чувство веры в Бога…Как это все запечатлеть?
Высокое искусство так и делает: выхватывает волшебные моменты из жизни, концентрирует их, располагает в нужной последовательности…И в итоге зрителя пробивает чувство нереальности, и он задумывается о Творце!
Со мной такое было в соборе святого Петра в Риме. Я зашел и поразился – с потолка свисала драпировка из мрамора с пятиэтажный дом с кистями! До иллюзии. А на потолке размером с футбольное поле огромные люди летали на облаках…И все из мрамора…Это нереальность. Это шок, дальше которого ощущение реальности уступает место ирреальности, мистике, вере…»
Но тут надо добавить, что до этого действительно шел снег, настоящий снегопад, какой обычно бывает в декабре под Новый год. И весь этот волшебный снег, он там так в лесу и повис, рассыпался…как у Пушкина про Зиму:
«Пришла, рассыпалась, клоками
Повисла на ветвях дубов…»
Этого, конечно, не увидишь ни в Африке, ни в джунглях, ни в тропиках…Чудо, когда сама природа становится художником…Художникам в этом случае остается только наблюдать, смотреть во все глаза, а потом копировать, ничего не придумывая…Разве что самую малость, как здесь, на картине, про церемонию с елкой, где как раз все ее встречают. Ее уже срубили и выносят…из леса…Мужчина несет елку вместе с дочкой…А наверху, на дереве сидит ворон…старый, мудрый, смотрящий — главный здесь наблюдатель, как бы распорядитель обряда. Он сверху на всех смотрит, бьет лапой, и сыпется снег…
Тут граница реального и нереального, жизни и искусства, обычного и чуда.
Где кончается одно и начинается другое? Когда и по каким признакам? Видимо, само место и обстановка уже должны нести в себе какие-то элементы сказочности, как зимний лес, где снег и творит чудеса. Да и сам человек играет тут роль главного героя и даже Творца, создав обряд, который и приводит к чуду. Как с крещенской водой, которая превращается в живую воду, когда священник опускает в нее серебряный крест. И эта вода начинает исцелять, как будто это не просто жидкость, волшебный эликсир.
Елка, обычное вначале дерево, пройдя обряд с разными этапами (уговаривания, переноски, перевозки, украшения, хороводы и песни, выбор ее не только по внешнему виду, но и по суеверию, по приметам), становится волшебной елкой, у которой можно просить исполнения желаний.
Теперь это не просто срубленное дерево, а живое существо, как знак, символ, фетиш, как философский камень, который все преображает, все вещества и металлы обращает в золото…И живет это мифическое существо определенное время, скажем, с 25 декабря по 13 января…В этот период все видят в обыкновенной в другие дни елочке чудо, живое волшебное существо, которое все желания выполняет, если их загадать. И это существо становится как бы членом семьи. С ним разговаривают, просят его о чем-то, вешают на него подарки, танцуют вокруг него, поют ему песенки.
Новогодняя елка – не просто дерево
Как Золушка в знаменитой сказке Перро на несколько часов обращается в сказочную принцессу, так и это обыкновенная елка в определенный день, скажем, 25 декабря, обращается в лесную фею, которой можно загадывать желания, украшать ее подарками, огнями, водить вокруг нее хороводы, петь ей песни, то есть совершать обряды. После 13 января фея исчезает, а елочка снова становится обычным деревцем, теперь уже высохшим облезшим деревом, и его выбрасывают, как мусор, как бумагу, ненужный предмет.
Так что встреча этой елочки в лесу – это подсознательно очень важное событие для всех …Появляется елочка, настоящее чудо, ради которого они и пришли в лес. Но не все ее замечают. Многие ошарашены от лесного чудо-театра, от этой снежно-солнечной декорации, от шариков солнечного света, похожих на фонарики…Потому что на Новый год мы все подсознательно запрограммированы на чудеса. В Новый год все загадывают желания. И отец, перед тем, как идти в лес, мог детям сказать: «Все загадывают желания, когда бьют куранты, а вы можете загадать его, когда придете в лес. И увидите чудо…» И они увидели…
Всего девять персонажей. Две собаки. Двое несут елку. Из семи остальных пятеро елку заметили. И у всех разная реакция – пять вариантов реакции на чудо.
Вот слева спиной к нам девочка с лыжами. Она сразу заметила ворона, увидела, как он ударил по ветке, и посыпались серебряные блестки, как монетки. Она смотрит только на ворона — стража того мира, откуда принесли елочку. И она говорит об этом соседу, и он тоже туда смотрит…
Ее сосед, мальчишка ошарашен – он прежде елочки увидел другое чудо — снежную бабу или маску, удивился, так что даже не обратил внимание на елочку. Видимо, упал на спину, а теперь привстал на колени. Услышав от соседки про ворона, смотрит на него, на то, как сыпется снег на голову девчонке. А, может, не на ворона и не на девочку, а куда-то вниз, на это бревно. Может, он увидел, что когда упал серебряный дождь, открылось лицо вот этого старика – маска на корневище дерева. Вот этим он и поражен. Он увидел, что его сестра, девочка с елочкой, идет мимо снежного старика, и он испугался, что этот старик сейчас руку протянет и схватит ее. Он как будто хочет крикнуть: «Маша, осторожно, он тебя сейчас схватит!». И в то же время он завороженно смотрит туда, куда падают монетки, на голову, на сучок, на искринки.
Собака, чуть правее и впереди него, смотрит на хозяина, несущего елочку. Она его в таком виде еще никогда не видела. В глубоком снегу хозяин тянет шаги, выходя на световую дорожку, и поэтому наклонился. Она смотрит, как он выходит из тени в свет. Оттуда, откуда они идут, там, вдали, стоят снежные сказочные фигуры-деревья. Туда войти, это все равно как войти в чужое племя, как попасть в мертвый загробный мир (застывшие мертвые фигуры), как перенестись в тридевятое царство. И собака чувствует границу этих двух миров (животные в отличие от людей чувствуют и непроявленное, невидимый мир), видит, как из темного леса (из нематериального, большей частью непроявленного) движется человек, ее хозяин, шагает в материальное, как из того мира в этот.
Вообще они (отец и дочка) появились как бы из неоткуда, из сказки, из сказочного леса. Все ждали, ждали их (отца и сестру) и все-таки не уловили, как и когда они появились. Как в фильме «Барьер времени», когда только что никого не было и вдруг появились. А девочка боится. Боится, что она еще в том мире, что она сейчас сделает шаг и исчезнет вообще! И ей и отцу хочется быстрее оттуда выйти.
А что делает второй мальчишка, тот, который полусидит между стоящим на коленях и лежащим на животе? Он тоже слышит то, что сказала девочка: «Смотри, царь какой! Как только он их выпустил из своего царства, откуда никто не возвращается!?» И мальчишка от этой фразы оторопел. Почему у него такой поворот тела? Он лежал лицом к нам и, наверное, тоже любовался каким-то сучком-старичком или открывшейся вдруг снежной фигурой. И вдруг девочка сказала: «смотри, царь-ворон!» А еще отец им перед этим рассказывал, что на грани этого и того мира несет дозор царь–ворон, страж сказочного леса, который взглядом может обратить человека в камень. Мальчишка вспоминает слова отца, глядит на девочку с лыжами, пытаясь осмыслить то, что сказала она, и начинает поднимать голову на ворона. Неужели это и есть тот самый сказочный ворон? А ну как взглянешь на него и в камень обратишься?
Третий мальчик, который ближе к елке, лежит на снегу и, ничего не замечая, разглядывает крошечную елочку, которая перед носом…Он, еще не видя отца и старшую сестру, идущих с елочкой, в этой зеленой крохотулечке увидел что-то волшебное… Он смотрит на нее и думает, что отец и сестра не принесут елочку из леса, а вместо этого произойдет чудо, и вот эта маленькая вдруг обратится в большую, сразу вырастет, станет кремлевской елкой-красавицей.
Девочка в центре картины, возле сосны, ближе всех к отцу, несущему елочку. Она самая первая увидела елку, зеленую, пахнущую, светящуюся. Она зашлась радостью, которую ей обещали. Эта радость красного цвета, как ее щеки, как красные закаты, признаки декабря.
Маленький мальчишка за ней (у которого рот завязан), ошарашен снежной открывшейся ему фигурой или какой-то декорацией. И на елку не смотрит. Где фигура, мы не видим. Но он увидел и оцепенел!
А что делает собака рядом с ним? Она единственный персонаж, которого не коснулась снежная сказка. Все поражены, а ей не до того, она почуяла запах мышки в снегу. Кто-то должен оставаться реалистом, когда над всеми царит сказка. Это символ реальной жизни. Без этого в волшебство трудно поверить.
И, наконец, девочка в розовой курточке, крайняя справа. Кажется, что она переговаривается с лежащим на животе мальчишкой. Он смотрит на елочку, а она ему: «Ленька! Ленька! Вон, смотри, смотри!» А он ей: «Я сам вижу». Девочка, видимо, потрясена одной из снежных фигур, явленных сказочным лесом. У ней даже ротик слегка приоткрылся от удивления и никак не может закрыться, потому что появляются все новые снежные фигуры, причем, некоторые очень зловещие, так что страх берет. А ну как накажут они их всех, как непрошенных гостей, да отнимут елочку…
Дети вообще легко настраиваются на сказку, потому что в их восприятии пока больше воображения, чем логики. Правда, если им не сказать, они могут чуда и не увидеть. А, если сказать: «Мы с вами сейчас пойдем, и вы встретите чудо, и оно бывает только перед Новым годом.» Они тут же спросят: «Какое?» А им в ответ: «А вот сами посмотрите, ничего вам не будем говорить!» И они будут с трепетом ждать этой встречи. В процессе такого ожидания ребенок превращается сам в чудо, потому что включается, становится сам чудесным сосудом, в котором все превращается в чудо… Взрослые в меньшей степени, но тоже могут превратиться в такой волшебный фонарь, преобразующий обыденность в чудо, только им надо специально настроиться, включиться.
Пять зрителей оказались достаточно подготовленными для оценки чуда елочки. Самая красноречивая реакция у девочки с лыжами и палками слева. Она заворожено замерла, глядя на сыплющийся из-под лап ворона на девочку, несущую елку, на водопад снежинок, на глазах превращающийся в волшебный поток света. У ней даже руки растерянно раскинулись в стороны. Тоже, видимо, потрясен и мальчишка рядом с ней. И, хотя мы не видим лица, вся его фигура со спины выражает восхищение или удивление. Также предельно активна и поза собаки, во все глаза смотрящей на льющиеся сверху струи света. Второй мальчишка, который полусидит полулежит, похоже, только начинает осознавать, что происходит что-то чудесное. Две девочки слева, одна постарше, в сиреневой куртке, и помладше, в голубой, тоже настроены на чудо и поэтому во все глаза смотрят вперед. Потом все они придут в деревню и будут рассказывать: мы такое видели, такое видели…
Центр картины, как ключ к ней, это вынос елочки. Здесь не показывается, как ее срубают, как готовят. Ее выносят откуда-то. Как у А.С. Пушкина:
«Из темного леса навстречу ему
Идет вдохновенный кудесник
Покорный Перуну старик одному,
Заветов грядущего вестник…»
Он не объясняет что за лес, просто говорит: «Из темного леса»…И кудесник не простой, а вдохновенный. И здесь они выходят не из простого леса, а из волшебного, куда их пропустил ворон и откуда он их выпустил. И мужчина взял с собой старшую девочку. Чтоб не испугаться. Ведь и самому может стать страшновато. Ночью любой взрослый в лесу может испугаться. Боязнь, а вдруг топор из рук сам вылетит, да в лоб попадет…Или елку срубит, а ветка упадет, да в глаз…Если б еще пошел рубить елочку в конце января или в феврале, то ничего. А в новогоднее время это уже мистика. Как на кладбище. В будни не страшно, в новолуние или новогодье опасно.
В Новый год надо творить чудеса
Раз декабрь – месяц чуда, то надо и творить чудеса или хотя бы быть открытым для них. Для снегирей, для сказочных белых фигур, для серебряного снежного дождя, для белой тишины, для снега с запахом арбуза…
Герман Арутюнов.
