Знакомьтесь, поэт Александр Беляев.

Знакомьтесь, это стихотворение поэта Александра Беляева. С его стихов и начинается наша беседа.

– Александр, Вы показывали свои стихи Ахматовой. С таких знаковых встреч и начинается становление молодого поэта? Что она Вам сказала?

–Сказала несколько отстраненно: «Молодой человек, стихи, может, и хорошие. Но я сейчас старая слишком, мало что понимаю».

 На самом деле, всё она понимала. Не хотела ввязываться в происходившую «кухню». Только я бы не сказал, что именно  эта встреча стала для меня началом творческого Пути. Я уже в то время печатался, пробовал писать тексты песен для кинематографа, дружил и показывал свои стихи настоящим поэтам, выступал на разных поэтических вечерах, иногда даже с успехом.

 А к Ахматовой попал в известной степени случайно. Меня привела к ней Наталья Горбаневская – серьезный поэт и прозаик, диссидент, которую позже выслали из Советского Союза. Анна Андреевна к ней очень хорошо относилась, хвалила ее стихи.

– А что осталось в памяти от посещения Ахматовой?

–Ей былов те годы за 70, но она продолжала оставаться очень красивой женщиной, не зря её так любил Гумилёв.

 Копна черных, немного с сединой волос за головой. Глаза настолько глубокие, что в них можно было «провалиться», как в Бездну, погружаясь в глубину океана  или Космос. Черты лица правильные, с тонкими линиями.

Она жила (как всегда в Москве) в  квартире Ардовых на Ордынке. Стол, диван – всё убранство комнаты. Слушала нас серьезно, иногда опирала подбородок на руку.

– В Советском Союзе напечататься было непросто. В редакцию мог принести стихи любой, но уровень отбора был очень высокий. Тех, кто печатался, считали людьми талантливыми, чуть ли не звездами. Как начали печататься ВЫ?

–Как это часто в жизни  бывает, неожиданно для самого себя. Началось всё с моего авантюрного  путешествия в Таллинн.

 Была у меня в молодости любимая подруга Люся Гаврилова, актриса театра им. Гоголя, а у нее, в свою очередь,  подруга  Алла Ахундова (замечательный поэт, прозаик, переводчик и ученый, ныне член различных творческих Союзов, а во время нашего знакомства молодая талантливая поэтесса, тоже, кстати, замеченная Анной Андреевной).

 С Аллой – симпатичной,  хрупкой девушкой с  огромными глазами и смоляной челкой — мы подружились сразу. Втроем с Люсей и Аллой мы и совершили тайное путешествие в Таллинн. Тайное, не в плане романтических отношений, просто у девушек были мужья, которые могли узнать про моё участие в поездке, а это совсем не входило в наши планы.

Город мне не только понравился, а произвел сильное впечатление. Финский залив похож и не похож на море. Вода в нем, больше напоминает океан. Мы много бродили по городу, ходили в его старинные замки, храмы, монастыри.

Как-то раз разговорились с одним эстонцем. Его мягкая манера разговора, с замечательным акцентом, неспешная речь, интеллигентность во всем напоминала старину. Под впечатлением от города родилось стихотворение.

Это стихотворение я и отнес в газету «Молодежь Эстонии», где его к моему немалому удивлению опубликовали.

В Москву прислали гонорар – 4р.12коп.  Ровно столько в то время стоил коньяк …

– Вы пробовали писать тексты для Кинематографа?

– Шестидесятые годы были не только для «шестидесятников». Это было время, когда себя можно было «пробовать», что многие и делали, я – в том числе. У меня был договор с Киностудией Довженко, где я писал тексты к песенкам фильма «Строгая игра».

Тексты мои в фильм так и не вошли, остались «за кадром», но гонорары платили исправно. А что молодому парню ещё надо? Ты занимаешься творчеством, видишь, как снимается фильм, играют актеры, создаётся «сказка» реальности.

Картина была про футбол, молодого футболиста  играл Коля Бурляев (в то время еще никому не известный актер, которого повсюду сопровождал его папа, очаровательный Петр Диомидович).

Тренера играл Володя Шурупов, впоследствии заслуженный артист РСФСР. Познакомились мы с ним следующим образом. Я поселился в гостинице, в комнате рядом со мной жил парень – высокого роста, крепкого телосложения с очень умными вдумчивыми глазами.

Володя и вставал утром с такими же вдумчивыми глазами. Казалось, он постоянно о чем-то думает, глядя внутрь тебя. Мы подружились, дружба наша продолжалась потом всю нашу жизнь. До того момента, как он умер.

Володя, к слову сказать, сам интересовался поэзией, писал слабые, совсем не «литературные» стихи, и  я для него в  то время был «мэтром», несмотря на мою молодость. Мне он читал свои  стихи, слушал мои советы

Потом он стал писать гораздо лучше. За стихами пришла и проза. При жизни у него вышло две книжки прозы, но лучшие его повести остались ненапечатанными и утраченными, сгинули, как и вся его семья. Осталась только внучка Ирины Настя (крестница моей жены Лили). Просто ураган прошелся по всей семье.

После смерти Володи мы с его женой Ирой, моей женой Лилей и ещё некоторыми друзьями выпустили его  сборник стихов. Он «расписался» и стал замечательным поэтом.

– Что особенно осталось в памяти о работе в кино?

– Больше «курьезы». Так, с моим любимым городом Киевом была связана любопытная история. Во времена съемок фильма мы жили в гостинице большой, веселой компанией. Когда кончались деньги, переселялись в подземные этажи в общежитие, а как только кто-нибудь приезжал с деньгами, все дружно переселялись обратно в «номера» и праздновали воссоединение в ресторане.

Один раз меня поселили в другой гостинице –  «Украине», где номер был не очень удобный и дорогой. Я пожаловался в студию, и через час меня переселили в красивый, уютный и более дешевый номер. Потом узнал, что в гостиницу позвонили и велели вежливо обращаться со «знаменитым писателем Александром Беляевым».

После звонка из киностудии сотрудники гостиницы решили, что это я написал «Человека-амфибию», окружили меня заботой, часто спрашивали, не забыл ли я, увлеченный работой, пообедать.

– А как Вы познакомились с Натальей Горбаневской?

– В те годы был «самиздат». Это сегодня есть Интернет, «Твиттер», «Live – журнал», где в своих блогах можно писать, что угодно,  и кому угодно, независимо от качества и содержательности  текстов.

В шестидесятые  в «самиздате» печатался Бродский. Представляете, какой это был уровень? Один из моих приятелей как-то показал мне номер «самиздата» со стихами Горбаневской.

Они поразили меня. Поразили в самое сердце. На следующее утро я шел по улицу мимо киоска, где можно было узнать адрес человека (такие были тогда у каждого метро). Ноги сами подвели меня к нему. Заполнил бланк: «Наталья Горбаневская», заплатил 5 копеек и получил адрес.

Через день входил в подъезд её дома. Поднялся на второй этаж, нажал кнопку звонка. Не волновался нисколько. Открыла дверь взрослая женщина, лет на 10 старше меня. Светлые волосы, прямые скулы, упрямое выражение лица.

Говорю: «Я читал Вас в самиздате». Немая сцена из Ревизора и знак вопроса в её глазах. Чуть помедлив, она спросила: «А Вы не боитесь?» Отвечаю: «Нет, мне понравилось». Она пригласила меня в дом, так мы познакомились.

– Почему она спросила: «Вы не боитесь?»

– Горбаневская была не только замечательным писателем и поэтом, но и диссидентом. За ними (их группой) следило КГБ. В 1968-м году, когда Советский Союз ввел танки в Чехословакию для подавления мятежа, они вышли с протестом на Красную Площадь. Невиданный по тем временам акт дерзости и смелости по отношению к тоталитарному режиму СССР.

Наталье «повезло». Ее определили в дурку, а не в тюрьму. Хотя сомнительно, что спецбольница в Свияжске содержалась лучше тюрьмы. Потом ее выслали из страны. Она уехала во Францию, там получила известность, как литератор, много печаталась. Лет 20 назад приезжала в Россию, и мы встречались, но мне показалась, что она мыслями была далеко отсюда, далеко от своего Прошлого.

С того времени у меня сохранилось в памяти, как Бродский по телефону из Питера несколько дней читал ей свой гениальный перевод К.И.Галчинского «Заговоренные дрожки». Наталья записывала, я перепечатывал. Теперь это всё только история литературы …

– Долго продолжался Ваш «роман» с Кинематографом?

– Не очень. Мы вскоре расстались «без претензий» друг к другу.

– И Вы поступили учиться в технический ВУЗ?

– Да, в МИХМ. Хотя, через несколько лет ненадолго вновь оказался в артистическом мире.

В 1964 году я взял на год академический отпуск в институте, и, находясь в театрально-кинематографическом настроении, пошел работать в Театр на Малой Бронной. Театром руководил А.А.Гончаров, играли в нём замечательные артисты: Леонид Броневой, Николай Волков, Валентин Гафт.

Броневой блистал в нескольких спектаклях, тогда его никто не знал как «Мюллера», и я первый всем рассказывал, какой он гениальный. Он был  старше нас, поэтому я с ним не особенно сталкивался, а подружился с Николаем Волковым и Валентином Гафтом.

Однако, позже, когда я ещё вёл активную светскую жизнь, встречаясь с Гафтом на каких-то спектаклях, всегда радостно приветствовал его «Здравствуй, Валя!», на что он отвечал: «Привет, старик», но было ясно, что он меня не узнает. Я его за это не корю.

– Кем работали после окончания института?

– Занялся программированием и всю жизнь проработал с компьютерной техникой.

– А поэзия?

– Осталась для Души. Печатался эпизодически в разных местах, не занимаясь этим постоянно.  Правда, недавно решил собрать воедино всё, что накопилось за годы творчества. Так появилось два сборника моих стихов и одна повесть, написанная в жанре «мемуаров».

– Вам не жалко, что не стали известным, не обрели заслуженный «успех»?

– Не хочу показаться банальным, только «известность» не имеет никакого отношения к настоящему творчеству. «Успех» – тем более. Особенно, как его понимают сегодня. Повторю слова Бродского, которые мне близки и очень по душе: «Поэт – это от Бога».

 – Вы верующий человек?

– Да, я христианин. Пришел к Богу давно, в 80-е годы.

– А как относитесь к другим Религиям?

– Я думаю, что понимание коллективного Разума не противоречит основам Православия. Человек должен быть свободен в выборе  своего Пути, у каждого это происходит как Таинство.

– И напоследок, ещё что-нибудь из своих стихов.

 – Ну, если, угодно.