Алла Волкова: Воспоминания об отце. Недоношенный

Шел 1924 год. Деревню звали Перевоз. Избы, избы. Они находили друг на друга, как находят друг на друга дощечки забора. Стоило проскочить летом какой-то искре в одной избе, как суховей тут же переносил огонь на другие избы, и в мановение ока горела уже вся деревня.

Поэтому, когда в хату к Наталье как-то залетела шаровая молния, все обитатели села замерли от страха в оцепенении. Но, Слава Богу, этого не произошло. Шар повел себя, как будто, осмысленно. Он остановился на высоте примерно метра, словно осматриваясь, потом четко направился в печку и вылетел через дымоход в трубу, откуда ушел наружу.

Если же все же случался пожар, люди забирались на крыши и оттуда поливали ведрами.  Происходило это так: все выстраивались цепочкой от колодца до избы и передавали ведра из рук в руки. 

Деревенские избы обмазывались коровьим дерьмом. Оно высыхало и становилось твердым, как штукатурка. Крышу за отсутствием иного материала покрывали соломой, которая давала в дом тепло, а под солому клали что-то от дождя.

Поселение находилось в ложбине и было окружёно рекой «Вороной», которая впадала в Хопёр,   Хопёр впадал в Дон, Дон в море, однако, море было так далеко, что о нем никто из местных толком ничего не знал.

А еще в центре стояла небольшая Церковь, которую при большевиках закрыли и сняли колокола, сделав там школу. Иконы же забрали себе крестьяне.

Изба, где жила Наталья с матерью, отцом и бабкой была небольшая и очень уютная. У родителей было большое хозяйство: скотный двор, коровы, бык, свиньи, лошадь. В каретнике стояли телеги, на которых перевозили сено, бидоны с молоком, дрова из леса. В погребе хранили мясо, творог, сливки, сметану, которую сбивали сами.

В хате после небольших сеней, начиналась горница, где справа от входа находилась русская печь, рядом — деревянная лавка. С другой, левой стороны, был стол у окна, и когда все садились там есть, вечером смотрели, как мимо вели стадо коров, которые сами подходили к своим дворам. Работников в семье не было, поэтому есть садились мать и отец Натальи, бабка и она с мужем.

Наталья была восемнадцатым ребенком в их семье, многие младенцы умирали прямо при рождении. В тот год она была на «сносях», ждала первенца. Муж ждал наследника и все время говорил о нем. 

Была осень, шел сентябрь. Женщина собирала сено на повозку, помогая супругу, когда начались преждевременные схватки: то ли от тяжелой работы, то ли сами по себе, потому что так было Богу угодно, хотя ей ходить по хорошему было еще два месяца.

Присев на корточки, она от болей застонала так, что муж сразу перестал возиться с сеном на зиму, помог ей взгромоздиться на сани и погнал домой лошадей. Войдя в хату, Наталья легла на сундук, откуда через некоторое время стали раздаваться жуткие крики от натуги.

Мать подошла к дочери, видя что происходит, перевязала ей живот полотенцем и стала выдавливать ребенка наружу, пока не показалась головка. После чего Василиса — мать Наталии взяла головку, где были ушки младенца, и стала дальше тянуть его наружу, надавливая за эти места, пока новорожденный не показался весь. 

Супруг, не в силах слышать крики жены, погнал лошадей за повитухой. Рожденному малышу перевязали пуповину, и только тогда заметили, что маленький не издает ни звука, лежит совершенно недвижно. 

— Помер, — решила Василиса, привычная к мертво рождению, и сказала дочери:

— Бог «прибрал». Не выдюжил.

На глазах Натальи навернулись слезы, и она, еще не оправившись от схваток, только вымолвила:

— Ой …, — потеряв сознание.

В это время в дом вошла привезенная повитуха — невысокая женщина с длинными, распущенными волосами, круглым красивым лицом, раскосыми глазами, похожая на якутку, лет сорока от роду. Сняв верхнюю одежду, повивальщица тщательно помыла руки, надела передник и подошла к младенцу, казавшемуся мертвым.

Она посмотрела на него внимательно, внимательно, пронизывающим взглядом, потом засунула неожиданно свой указательный палец в рот младенцу, и … тот его ухватил губками. Малыш был жив.

— Ну, и ну, — только промолвила, будто про себя, повитуха. — Вот как за жизнь от рождения борется. Уникальный малыш-то родился …

— Господи, а мы его чуть не похоронили, — с ужасом выдохнула Василиса.

Младенцу дали бутылочку с соской, где была теплая водица, и завернув в старенькое одеяльце,  положили на печку. Через некоторое время он ожил совсем.

Со слов Аллы Волковой рассказ о рождении ее отца в творческой обработке записал Лазарь Модель.

Рисунки Аллы Волковой. 12 лет. С. Перевоз Тамбовской обл.