Герман Арутюнов: Часослов бытия. Глава VI. «Духовные камертоны. Бог и время.»

Он – одно сплошное время, потому что бесконечен и существует во всех временах. Значит, выходя на него, мы оказываемся перед временем, то есть сразу соприкасаемся со всей своей жизнью, во всей ее протяженности и тем самым получаем ключи к ней. Говорить о том, что Бог – вне времени, нет смысла, потому что нет времени и нас нет.

И, как и время, Он – цикличен, то есть повторяем, как движение по кругу, и поэтому общение с Ним это обряд, хотим мы того или нет. Если хотим с Ним общаться, то это возможно только через обряд, то есть одни и те же неизменяемые повторяющиеся действия и слова. Так же как с молитвой. Поворачивайся лицом к образу и произноси слова, отобранные временем. Например, «Отче наш».

Мы знаем о Нем все и почти ничего.

Бог – это незнание, потому что знания имеют границы, а Бог – безграничен. Но именно его безграничность, когда мы к ней обращаемся, переключает нас с трехмерного пространства на многомерное, где невозможно сравнивать и нет опоры гордыне, подзуживающей быть выше чего-то или кого-то. И как можно быть выше в пространстве, где нет меры? И тогда приходит смирение, которое и нужно для общения с бесконечностью.

Саваоф

Согласно Библии, Бог является первоначальной и предшествующей миру сущностью, то есть символом бесконечности. Это признают многие философы, например, Бенедикт Спиноза писал: «под Богом я разумею существо абсолютно бесконечное». Но что такое бесконечность? Это все равно, что пустота, а пустота – все равно что ничего.

Важно другое. Когда мы думаем о Боге, наши мысли взлетают высоко к облакам (как говорил А.С. Пушкин «чтоб сердцем возлетать во области заочны»), в те области нашего сознания, где нет грязи, низких мыслей и чувств. Это и включает в нас центры высоких энергий, поднимает наше сознание почти до абсолюта, до высоких помыслов, то есть до смысла жизни, до нашего высокого предназначенья. Высокого, потому что есть и низкое, в которое мы, обладая свободой воли, можем ввергнуть нашу жизнь.

Православное понимание Бога основано на его полной непостижимости, о чём писали все отцы церкви, в частности Василий Великий («сущность Божья для природы человеческой недомыслима и совершенно не изреченна»). Но раз мы сами, люди, приняли это, найдя слово Бог для всего самого высшего, лучшего и хорошего, то глупо было бы Его отрицать. Это все равно, что отрицать правила уличного движения. Отрицайте, пожалуйста, но попадете под машину. Мы просто не знаем устройство и законы духовного мира, его еще не изучают в школах и ВУЗах (разве что в духовных Академиях и духовных Университетах), видимо, пока время не пришло.

О непознаваемости Бога говорится и в Библии («Господь сказал, что Он благоволит обитать во мгле» (3 Царств 8, 12). Об этом же говорит в своем трактате «Об искании Бога» немецкий мыслитель эпохи Возрождения Николай Кузанский (1401-1464):

«Он постигается через наслаждение от пребывания в истине, и не находится в сфере интеллекта по той причине, что превосходит всякое человеческое  представление о нем. Он может открыться нам, когда мы ощутим, что прикоснулись к чему-то нетленному».

То есть то высокое и светлое вне нас и в нас, оно не конткретно, и выйти на него можно только отрешившись от конкретного и суетного в нас, от того, что имеет форму и суживает нас до нас самих, до тех узких представлений о мире, которыми мы живем.

Кто-то сказал, что «если бы Бога не было, человек бы все равно придумал его». На самом деле человек не придумал Бога, а скорее постепенно, в течение тысячелетий осторожно нащупывал его, вначале в себе, потом в мире, определял его силу и сферу обитания внутри себя и в мире. Тем более, что, будучи созданным по образу и подобию Божию, не трудно ощущать в себе Его природу, Его Влияние. А, если таких ощущений нет, их просто надо включить.

Поэтому, если хотите быть в Боге, поднимайтесь над своими конкретными мыслями и чувствами и расширяйтесь до Вселенной или даже до бесконечности. Как только придет ощущение безграничности, непознанности, значит близка граница соприкосновения с Ним, значит можно общаться и каяться, прощать и формулировать желания и вопросы. И именно на таком уровне можно ждать ответов.

Хотя, впрочем, после такого «сеанса общения» ответ может прийти и через конкретного человека. Ведь Бог не имеет ни облика, ни формы, но действует через явления или через людей.

Миллиарды людей, живших до нас, узнавали это слово Бог, признавали его и строили по нему свою жизнь. Это не результат коварных действий небольшой группы людей, придумавших Бога, чтобы удерживать власть. Это реальность, возникшая с появлением человечества. Или существовавшая и до него, не важно. Важно, что Бог нам нужен как свет, освещающий путь, как светофор, показывающий, когда можно двигаться, а когда надо подождать.

Талантливые люди, то есть те, у кого с детства развито одно из чувств восприятия (зрение, слух или вкус), чувствуют Бога. Это как ощущение того, что за границами материального. Скажем, мы слышим звуки от 16 до 20 тысяч герц. За границами этого коридора уже не слышим. Но все равно чувствуем эти звуки. И видим тоже в определенном диапозоне нанометров, между инфракрасным сектором и ультрафиолевым. Есть диапозоны и у обоняния, и у вкуса, и у осязания, но они пока не обозначены, не исследованы.

Талантливые люди иногда чувствуют Бога

Бог не конкретен, потому что он включает в себя все лучшее в нашем обозримом мире. И этого лучшего так много, что его не объять одним словом, фразой или даже несколькими предложениями.

Лучше всех, как мне кажется, это удалось нашему российскому поэту, предшественнику А.С.Пушкина Гаврииле Державину (1743-1816), Он так и назвал свое стихотворение:
«Бог»

«О Ты, пространством бесконечный,
Живый в движеньи вещества,
Теченьем времени Превечный,
Без лиц, в трех Лицах Божества!
Дух всюду Сущий и Единый,
Кому нет места и причины,
Кого никто постичь не мог,
Кто все Собою наполняет,
Объемлет, зиждет, сохраняет,
Кого мы называем: Бог.
Измерить океан глубокий,
Сочесть пески, лучи планет
Хотя и мог бы ум высокий, —
Тебе числа и меры нет!
Не могут духи просвещенны,
От света Твоего рожденны,
Исследовать судеб Твоих:
Лишь мысль к Тебе взнестись дерзает,
В Твоем величьи исчезает,
Как в вечности прошедший миг.
Себя Собою составляя,
Собою из Себя сияя,
Ты Свет, откуда свет истек.
Создавший всe единым словом,
В твореньи простираясь новом,
Ты был, Ты есть, Ты будешь ввек!
Ты цепь существ в Себе вмещаешь,
Ее содержишь и живишь;
Конец с началом сопрягаешь
И смертию живот даришь…
А я перед Тобой – ничто.
Ничто! – Но Ты во мне сияешь
Величеством Твоих доброт;
Во мне Себя изображаешь…
Тебя душа моя быть чает,
Вникает, мыслит, рассуждает:
Я есмь – конечно, есть и Ты!
Ты есть! – природы чин вещает,
Гласит мое мне сердце то,
Меня мой разум уверяет,
Ты есть – и я уж не ничто!
Я связь миров, повсюду сущих,
Я крайня степень вещества;
Я средоточие живущих,
Черта начальна Божества;…
Отец! – в бессмертие Твое.
Неизъяснимый, Непостижный!
Я знаю, что души моей
Воображении бессильны
И тени начертать Твоей;
Но если славословить должно,
То слабым смертным невозможно
Тебя ничем иным почтить,
Как им к Тебе лишь возвышаться,
В безмерной разности теряться
И благодарны слезы лить.»

Дело не в точности слов, которые нашел поэт. Они, конечно, не точны и относительны в одиночку, но в целом, когда все эти слова стоят рядом, характеризуя одно и то же явление, происходит перестройка нашего восприятия. Державин перестраивает нас на высокий лад. При этом, не унижая, а наоборот, возвышая, поскольку находит в себе, в каждом из нас божественную природу: «я…черта начальна Божества…»

Как настраиваться на Бога, как включить в себе то божественное, что в нас есть? Любое обращение к Богу – уже включение в нас божественного начала. Ведь мы созданы по образу и подобию Божиему. Достаточно просто произнести вслух слово «Господи», и сразу что-то включит нас в единую сеть мира. Такая у Слова сила. Такая его Божественная природа («В начале было Слово, Слово было у Бога, и Слово было Бог» Иоанн,1-1). А мощь этого включения будет зависеть от того, что мы позволим себе вообразить, почувствовать при звучании этого слова.

Если это воображение Г. Державина, то включается вся Вселенная, когда он произносит:

«Создавший всe единым Словом,
В твореньи простираясь новом,
Ты был, Ты есть, Ты будешь ввек!»

Но кто мешает любому человеку, каждому из нас, обращаясь к Богу, представлять себе какие угодно масштабы. Чем больше, тем мощнее резонанс. А еще лучше свое воображение вывести за пределы трехмерного пространства. Это сразу выключает критика внутри нас, для которого границы понятий и явления, как точки опоры для нападения.

Конечно, когда живешь в миру, все мелкое и низкое нас мельчит и суживает, а конкретные дела втягивают нас, как в бутылку или в клетку, в прокрустово ложе узких, потому что удобных для нас действий. Где уж тут включать в себя и других, тех, из-за которых твоя польза, твоя выгода сойдет на нет? Где уж тут почувствовать мощное державинское «Я средоточие живущих, черта начальна Божества…»?

Поэтому уходили все будущие наши святые и старцы в скиты и в пустыни, подальше от мира, в природу, где над тобой не потолок клетки-дома, а все небо, где жизнь-выживание суживает только твое тело, но не дух, где к Богу обращаться легко и благостно.

Бог – это не природа, она только часть Его

Конечно, у каждого из нас свой Бог. У Феофана Грека (1340-1410) Бог был злым, страшным и карающим, у Андрея Рублева (1360-1430), наоборот, добрым, мягким и прощающим. Все зависит от самого человека, его мировоззрения, характера, знаний, опыта. Но от того, какого мы Бога выбираем, какого представляем себе, зависит наша жизнь, те сферы, которые мы привлекаем к себе, на которые настраиваемся….

Если же человек не верит ни во что, ни в Бога ни в черта, то он закрывает для себя духовный мир. И с умершим телом закончится и его духовный путь. Тьма и больше ничего.

Потому что Бог дал нам свободу воли. И раз не веришь и не хочешь для себя духовной жизни после смерти тела, то ничего и не получишь.
И наоборот, если Бог для тебя – сверкающая бесконечность, то именно в это пространство ты определяешь свою бессмертную душу, и именно туда она устремится, освободившись из плена отжившего тела…

Почему один человек верит в Бога, а другой нет? Потому что первый видел или чувствовал проявления Бога. Чтобы второй тоже поверил, надо, чтобы факты проявления Бога перед ним вдруг предстали в цепочке, одновременно. Но есть люди, которым достаточно просто сказать, что Бог есть, что Бог это Свет, что Бог это Любовь, и они поверят. Это тоже дар – легкость веры. Как правило, легкая вера — не истовая, как у боярыни Морозовой, а домашняя, как привычка, воспитанная в семье. Так верят дети. Но у ней, у этой веры, тоже есть стержень, это — наивность, убежденность, что главное — свет и любовь…

Вера — опора человеку и в геенне огненной.
Вот три отрока вместе с пророком Даниилом вошли в огненную печь.
А первые христиане, без страха выходившие на арену римского Колизея навстречу диким зверям, умиравшие с пением на устах…
А первые апостолы…Когда Петр стал тонуть, Христос сказал ему: «Ты усомнился, маловерный!» То есть потому тонешь, что усомнился…Вера была как твердь…

Или старообрядцы, которые после раскола заживо сжигали себя в деревянных церквях целыми общинами – уходили в огонь, в Свет.
А православные священники в сталинских концлагерях, кротко сносившие все издевательства над собой, укреплявшие себя мыслью, что и среди тьмы должен быть Свет, так от кого же, как не от них? И каждая мука для них – новая точка опоры. Вот что значит вера!

Атеисты скажут, что вера в Бога это просто усилие воли, задурманивание мозгов, зашоренное сознание и так далее…На самом деле вера в Бога – это не только акт воли или чувство. Это и физическое явление, даже материальная сила, это механизм привлечения Света. Ведь сам человек – своего рода атомная станция, приемник любых сил и любых энергий. Может идти к нам Свет, а может и тьма. А переключает диапозон приема наша мысль. Стоит только сказать нам «Господи, помоги!», и все светлые духовные силы, невидимые, но мощные, устремляются к тебе.

Человек сорвался в пропасть, но не упал, уцепившись за тоненькую веточку какого-то растения. Потом неверующие приходили на это место, смотрели, повесили на веточку груз в полкилограмма, она оборвалась. Не могла, говорят, они удерживать она человека весом в 70 кг. Не могла и все тут. Врет он. И не могут понять, что когда сказал человек «Господи, помоги!» тут веточка и стала стальным канатом, способным выдержать и в сто раз больший вес. А надобность исчезла, спасся человек, и веточка стала обычной веточкой, такой, какой была.

Есть масса людей верящих во что-то, но не верующих. Вот герои гоголевских «Мертвых душ», верящие каждый во что-то свое. Манилов — в свои мечты. Он говорит: «А из Москвы к нам, дорогая, будет проложен мост, И мы по нему будем ходить, гулять. Правда, дорогая?» «Да, дорогой» Они оба искренне верят. Или о людях он говорит только хорошее: «Обаятельнейший человек, милейший человек» И ты его не сдвинешь. Как и Собакевич, который считает всех мошенниками. В этом его вера. Плюшкин верит в незыблемость вещей и их абсолютную ценность, поэтому собирает все, что увидит, даже выброшенное на помойку. А у Чичикова вера – бизнес, он считает, что из всего можно извлечь выгоду. Эта вера душевная, на уровне эмоций.

А есть вера духовная – она в несогласии, не гневном, не отчаянном, а доброжелательным и спокойным. Это твердость, какой-то жизненный стержень.

Но отчего появляется у верующего человека этот самый стержень? Если ты от природы слаб духовно, не имеешь достаточно силы характера, чтобы отстоять свое, откуда возьмется эта сила?
От Бога, у которого нет недостатка ни в чем. И, если ты полагаешься на него, веря, что он тебя не оставит, он приходит на помощь.

Микеланджело. Сикстинская капелла. «Сотворение Адама»

Большинство людей, обращаясь к Богу, чувствуют, что что-то меняется, в них нарастает уверенность. И это понятно – если мы считаем, что Бог это самое лучшее из всего, что мы знаем о жизни, то, будучи такой светоносной сущностью, он не может не откликаться на обращенную к нему просьбу. Слабый лучик света, посылаемый нами на огромное зеркало, возвращается к нам мощным световым потоком. Свет не может отвергать свет. Подобное откликается на подобное. Подобное усиливает подобное, как свеча – наши чаяния.

Другое дело, что «настройка» на Бога, на это зеркало света, должна быть точная, тогда мы получим отклик. И зависит такая настройка от чистоты нашего посыла. Чем искреннее мы верим в Бога, как высшее начало, как концентрацию всего самого лучшего, как абсолютное добро, как абсолютный свет, тем точнее настройка, тем больше шансов, что нас услышат.

Вот датская принцесса Дагмар, в 19 лет приехавшая в Россию невестой цесаревича Александра, и ставшая затем императрицей Марией Федоровной, женой императора Александра III. Те, кто не знал ее, говорили, что она хитра и практична, раз со всеми находит общий язык и вскоре превращает человека в своего союзника. На самом деле она просто искренне верила в Бога, в абсолютный свет, к которому, как она усвоила с детства, всем надо стремиться, и она стремилась, с детства борясь со своими недостатками, стараясь быть лучшей, делать все наилучшим образом. И она делала все, что могла, а, если не могла что-то сделать для человека, то дарила ему улыбку или сочувствие. Вот почему ее все любили, от слуг до генералов.

Некоторым казалось странным, что она знала все калибры пушек, кавалерийские термины, хорошо ездила на лошади. Но ведь все видели то, что бросалось в глаза. На самом деле тут не было ничего странного, она знала и много других вещей и умела многое (есть масса свидетельств), потому что всем интересовалась и все делала хорошо. Она просто верила в Бога как в свет, и пыталась добавить света каждым своим помыслом и действием.

А к кому еще пойти человеку

Если ты веришь в Бога, то ты добровольно и сознательно даешь обет: я буду придерживаться только хорошего, ко всему относиться с любовью. В этом вера. Вот почему немецкий монах Мартин Лютер еще 500 лет назад сказал слова, которые многие сразу не поняли: «Важны не добрые дела, а вера в Бога». Иначе говоря, если есть вера в Бога (то есть во все светлое и хорошее), то и дела могут быть только добрые.

Герман Арутюнов.