Герман Арутюнов: Глава VI. «Часослов бытия. Духовные камертоны. Храм — корабль спасения».

Кто-то может сказать: «А зачем меня спасать? Меня спасать не надо. Я не тону». На самом деле спасение — это не гарантированное место в раю в будущей жизни и не спасение от смерти, но спасение от многого другого:
от рутины, от бытовой скоростной жизни, которая притупляет все природные чувства и требует развлечений,
от тоски, уныния, и пессимизма,
от низких мыслей и чувств, в которые мы впадаем и которые пробуждают зверя внутри нас.

Спасение храмом — это полет души, создающий ощущение праздника жизни, света, который видишь открывшимися глазами.

Храм это всё может подарить и, как правило, дарит.

И дело даже не только в том, что любой храм по форме похож на корабль, плывущий по волнам житейского моря, а корабль во всех мифах народов мира всегда был символом путешествия души в мир иной, перехода из мира дольнего в мир горний. И не только в том, что на куполах сияют кресты, осеняющие светом все, что делается в нем.

Храм – это чудесный механизм волшебных часов, в которых, кажется, незримо тикает не время, а совесть, в которых все детали работают по раз и навсегда отлаженным правилам и всегда одинаково ровно и размеренно.

Храм Покрова на Нерли

В храме все устремлено вверх —  и столпы, поддерживающие свод, и пылающие свечи, и росписи стен, и голоса хора во время службы, и возвышение алтаря, и купол над ним, из которого льется свет. Высота физическая порождает высоту духовную. Высокие потолки храма, взлетающие ввысь купола, вытянутые вверх стройные тела Христа, Богоматери, апостолов, святых…все это вытягивает нашу душу, выпрямляет, выстраивает. А в самом верху под куполом лик Спасителя, зовущего к себе. Человек невольно подчиняется этому высшему порядку, душа устремляется к свету. И возникает канал связи человека с Богом.

С купола смотрит Господь

А много ли у нас высокого в наших домах? Что там нас может вытягивать и выпрямлять, выстраивать и звать?

А часто ли мы говорим о высоком?
Когда кто-то из близких умирает.
Когда кто-то рождается.
Когда кому-то плохо и надо поддержать.

Когда охватывает чувство гордости за страну, за свой народ, за свой город…

Все это бывает не часто. А в храме всегда, каждый день, каждый час. Все вокруг для этого и существует.

Можно подробно не рассказывать об устройстве храма, иконостаса…всё это известно и об этом можно подробно прочитать в Интернете, в книгах, в словарях. Главное все это действует, именно все вместе, с каждым нашим шагом в храме, независимо от того, с чем мы пришли.

Строя храм, древние мастера создавали священное пространство, в котором происходит встреча человека с Божественным. Не случайно выбирали особые места для храмов – по берегам водных путей, на возвышениях. Они делали так, чтобы храмы были хорошо видны издалека , как маяки для путников.

По своему внешнему виду храм значительно отличается от обычных зданий.  Часто он строился в виде корабля, который, по образу Ноева ковчега, ведет людей по бурному морю жизненных испытаний к высшей цели, к Свету. Здание храма завершается сверху куполом, символизирующим небо, бесконечность пространства.

Как и в любом священном пространстве, в храме есть центр, границы, порог, разделяющий два пространства, два образа жизни: мирского и религиозного. Место, где мир обыденного может перейти в мир священного. Почему и говорят, что в храм не следует входить сразу, без подготовки. Перед входом в храм всегда останавливались – троекратно крестились, клали земной поклон, тем самым очищаясь от всех обыденных проблем, настраивая душу на восприятие непознанного, божественного и отдачу всего лучшего, ценного, что хранится в собственном сердце.

Сам храм и все, что в нем, воздействует на все наши чувства, независимо от того, что-то мы активно делаем в храме (исповедуемся, причащаемся, проходим соборование, молимся, оставляем дары, ставим свечи, пишем записки) или пассивны, то есть просто стоим, наблюдая и слушая службу, думая о чем-то или не думая вообще.

Это образы в куполе и по стенам, в алтаре и на иконостасе, мягко и человеколюбиво взираюшие на нас со стенных фресок и икон.

Это звуки молитв, проповедей, православий, песнопений и смиренных светлых речей, звучащие во время служб и между ними.
Это запахи ладана, меда и воска негорящих и горящих восковых свечей, горячего лампадного масла и душистого дерева иконных окладов.
Это вкус постных сухих и пропитанных во время причастия вином просфор, церковного вина, кусочков артоса.
Это прикосновение губ к руке батюшки на исповеди и накрывающей твою голову плата-епитрахильи, губ к кресту или иконе, масла ко лбу во время соборования, капелек воды с кисти в руке священника, когда он кропит святой водой собравшихся…

Все пять наших чувств настраиваются на высокое, на светлое, на доброе, все пять наших чувств очищаются от мелочности и скверны, которая налипает на них за жизнь. И душа, как очищенный от ракушек корабль, летит на всех парусах вперед и вверх, как будто на крыльях….

Мы не просто видим образы Христа, Богоматери, апостолов, святых, смотрящие нас из-под купола, со стен и с икон, мы в момент лицезрения всей душой, всем существом своим выстраиваемся в духе этого образа, уподобляемся ему, присоединяемся к нему, как бы получаем от него благословение, так что и сами становимся отчасти такой же природы…

Мы не просто слышим слова Священного Писания, Псалтыри, но даже самые простые слова, например, имена людей, которым заказаны записочки о здравии, произносимые в храме, звучат особенно, ровно, как горение свечи. Благостная волна Божественного Слова, и просто упомянутого в храме по имени человека проплывает мимо нас и сквозь нас, чинно, светло, праведно, осеняя нас своим проговоренным светом и себя светом от нас…

Слово в храме как горение свечи

«Храмы, — говорил отец Иоанн Кронштадский, — это небо земное, царство Бога на Земле, где мы освящаемся посредством молитвы и Таинств, где мы сами делаемся живыми храмами божиими, сами делаемся Божественными через приобщение Божественных тайн…»

Храм – это машина времени, в которой мы путешествуем по разным временам, прикасаясь к свету этих времен. Этот свет в каждом святом, который смотрит на нас со стен, с икон. И пусть все они из разных эпох, их объединяет одно – их светлая духовная сила, собранная ими за всю их жизнь, как пчела собирает нектар, облетая тысячи цветков. И, когда мы смотрим на них, без эго, со смирением, чтобы настройка была чистой, они дарят нам этот свет, силу этого света. От них к нам протягиваются светоносные лучи.

И путь к храму может стать чудом. Может и становится. Скажем, захотел городской человек в своей бывшей деревне восстановить храм. И было это совершенно нереальным делом – не денег, ни рабочих рук, ни паствы. И помощи вроде ждать неоткуда. Но потихонечку. Постепенно, все как будто само появляется в нужный момент…И вот уже возник как бы из ниоткуда храм – плод многих усилий, светлых мыслей и добрых дел…

Как говорят священники в своих проповедях: «Ковчег, спасший людей от Всемирного Потопа был построен Ноем по повелению Бога. Церковь — это тоже ковчег, корабль спасения, но построенный Самим Богом, сошедшим для этого на землю. По Божьей милости мы с вами плывем на этом корабле по бурному житейскому морю.

Море зла окружает нас. Как спастись в нем на нашем корабле? Из чего он построен? Что дает крепость ему? Он построен из нас с вами, дорогие братья и сестры, а крепость дает ему любовь, которую мы имеем к Богу и друг к другу.

Ссоры, обиды, злословие — любое проявление неприязни — это все трещины в нашем корабле. Всякий, кто имеет злобу к ближнему своему, топит наш корабль, разрушает Церковь. Всякий, кто проявляет любовь к ближнему — строит, создает Церковь. Все очень просто…»

Действительно, все просто. И добавить к этому можно то, что не только вся православная церковь целиком, но и каждый храм может являться кораблем для спасения людей, «тонущих» в житейской суете, которые смогут в любой момент, придя сюда, очистить свою душу и измениться к лучшему.

Потому что, в отличие от суетного житейского мира, здесь, в храме, люди невольно следуют негласному правилу: не давать ход низким мыслям, думать только о светлом и высоком. И вести себя также – скромно, смиренно, доброжелательно.

Казалось бы, как просто – веди себя так же в миру, и весь мир будет как храм, высок, чист и полон достоинства. Но нет, за пределами храма мы снимаем с себя все запреты и пускаемся во все тяжкие…А почему в храме не снимаем?

Иконостас московского храма Симеона Столпника

В храме помимо высоких помыслов и чувств незримо присутствует смирение. Оно и в полукруглых склоняющихся арках, и в ровно и мягко горящих свечах, и в покорно склоненных головах святых и великомученников на стенах, и всегда наклоненной к младенцу Богоматери, и в склоненных в мире и согласии ангелах в Троице. Оно и в смиренно читающим Евангелие священнослужителе, и в смиренно склоненных молящихся прихожанах. Даже два воинственных архангела в Иконостасе – Михаил и Гавриил – стоящих во главе небесного воинства, и те склоняют голову в смирении.

Почему? Потому что без смирения нет согласия и любви, а есть разделение и свое «я». А тогда и нет превращения всех собравшихся в храме во имя Христа в одно целое, нет объединения всех в одно молящееся существо, в одно тело храма, и нет объединения этого тела со всеми молящимися на Земле.

Видимо, об этом думал поэт Александр Блок(1880-1921), когда писал:
«Люблю высокие соборы,
Душой смиряясь, посещать,
Входить на сумрачные хоры,
В толпе поющих исчезать.»

Смирение помогает нам растворяться во всех других и, теряя себя, обретать весь мир, вливая в него себя, как маленькую частичку. Как зерно, умирая для себя, рождается вновь уже в другом качестве и для всех…

Храм, как часослов, тоже книга, только каменная. И храм, как часослов, и внешним и внутренним своим обликом привязан ко времени, потому что весь состоит из прошлого, настоящего и будущего, существующих одновременно. Ведь его внутреннее пространство делится на три части –
Сразу за входом — притвор,
Затем идет средняя часть храма, и, наконец,
алтарь, отделённый иконостасом.

Схема иконостаса

И храм в этом смысле можно воспринять как символ продвижения человека к духовности.
Вначале мы, войдя в храм, оказываемся в притворе. Это как бы степень нашего воцерковления – и грехи не дают дальше идти (их тяжесть делает ноги свинцовыми), да и человеку на этом уровне греховности самому не хочется идти дальше. Собственная тяжелая пока природа не пускает. Неуютно, холодновато, как-то не по себе. Это, если мы движемся вперед, как бы наше прошлое.

Потом, при движении к середине храма начинается проникновение в нас света, и материального – сверху из купола и боковых окон, и духовного – от звучащих молитв, слов Евангелия, икон, ликов со стен, горящих свечей. И, наполняясь светом, мы начинаем сами тянуться к нему – узнавать все, что не знаем (что есть Бог, что есть вера, что есть храм, как вести себя в нем, учимся читать Библию, духовные книги). То есть, посещая храм, мы двигаемся к его середине, по мере своего светления. Это наше настоящее.

Врата в иконостасе – вход в алтарь

Алтарь же настолько светлое, легкое и разреженное пространство, что в нем нам при жизни не быть. В нем место только Богу. Священнослужители и алтарники могут сюда заходить и выходить, но только во время службы, не как люди, но как живые механизмы Богослужения. Так же как священник, принимающий исповедь, на время перестает быть живым грешным человеком и становится проводником Бога.

Что касается всех нас, грешных, то кто же знает, насколько мы можем быть ближе к алтарю? Это зависит от того, сколько уже в нас света, крохотная точка в окружении сплошной тьмы, маленький огонечек, уже отодвигающий тьму от себя, или уже заметный светильник, на свет которого и другие могут притянуться…

Нет, пожалуй, только после нашей смерти можно будет сказать, какую мы прожили жизнь, темную или светлую. Даже если светлую, даже если кто-то будет канонизирован церковью, как святой, и уже обретен право попасть в алтарь, это будет после нас. Но, если мы стремимся к Богу, тянемся к светлому и доброму, то алтарь — это наше будущее.

Конечно, в храм надо ходить. Если нет привычки делать это регулярно, то хотя бы изредка. Это как физические упражнения – не хочется делать, но, чтобы не ожиреть, не расплыться, не разболтаться, мы себя принуждаем. Также и духовно надо себя принуждать, пока не открылся постоянный канал, и общение с Богом, с этим пространством света, добра и любви, не стало праздником. Но можно создать у себя дома прообраз храма – божницу, то есть молитвенный уголок, где будет несколько любимых икон, Евангелие, молитвослов, псалтырь, жития любимых святых, лампадка, ладан, свечки.

Душа – птица в клетке нашего тела. Храм и все, что в нем, дает ей духовную пищу. Почему мы в первую очередь думаем о клетке, а о птице в последнюю очередь? И, когда клетка рассыплется, будут ли у птицы силы взлететь высоко, к самым облакам?

Герман Арутюнов.