Герман Арутюнов: Глава VI. «Часослов бытия. Духовные камертоны. Писатель для маленького города.»

Каким должен быть маленький захолустный город российской провинции, чтобы вам захотелось назвать его своей малой Родиной? Никогда не предполагал, что мне придется задуматься над этим и заинтересоваться, даже ощутить некую привязанность, как будто я здесь родился и жил долгие годы.

А «виновата» моя недавняя поездка в Костромскую область, в маленький провинциальный (7,5 тысяч жителей) городок Макарьев, Костромской области, который из современных писателей никто не описывал. А тут в Макарьеве появилась книга совершенно неизвестного ранее писателя Сергея Чумакова «Жизнь как она есть», описывающая жизнь Макарьева с 1907го (год рождения Сергея) и по 1927ой годы, то есть в самое интересное переломное время, до и после революции. У города появился как бы свой летописец, свой историк. А получилось это так…

У художницы Киры Деминой, о творчестве которой я много писал, так что потом получилась монография «Мельница счастья», долго на антресолях лежали коробки с толстыми тетрадями — рукописями и дневниками ее отца Сергея Чумакова, всю жизнь работавшего в МВД. Она не раз мне о них говорила, но все как-то вскользь, как бывает, когда нас что-то беспокоит, но так, не сильно. А в последнее время, когда здоровье стало сдавать, у ней возник страх: вдруг там что-то важное, а кроме нее с этими рукописями никто разбираться не будет, выкинут на помойку и дело с концом.

Я ей говорю: «Ну, так загляните в эти тетради! Если там действительно что-то ценное, так надо этим заниматься. А нет, так просто выкиньте.» И она заглянула. И начала читать. И поразилась, насколько интересно пишет отец, хотя не то что литературного, но даже среднего образования он не имел, только четыре класса начальной школы и различные партийные курсы…

Дала почитать мне. В свою очередь поразился и я – литературный язык, интересные сравнения, меткие наблюдения, прямо-таки сложившийся профессиональный писатель! Об этом и сказал Кире Сергеевне: «Если хотите, чтобы это все не погибло, отдавайте набирать, потом из всех этих текстов надо делать книги. Если издать их небольшим тиражом, то будет недорого. Вот вам и память об отце».

Понятно, что все это надо было еще редактировать, проверять ошибки, потом верстать и отдавать в типографию. Но это уже дело техники. Готовых к печати рукописей было на шесть книг, и Кира Сергеевна не пожалела ни денег ни сил, чтобы эти книги увидели свет. По два экземпляра разослала в Ленинку и библиотеку МВД, а остальные — по родственникам и всем городам, где жил и работал отец.

И вдруг через какое-то время ей пришло письмо — из маленького городка Макарьева, от директора центральной городской библиотеки Светланы Николаевны Березинской: «Спасибо вам за книги нашего земляка-макарьевца, писателя Сергея Алексеевича Чумакова. Мы и не знали, что в нашем городе родился и жил замечательный писатель. Благодаря своим книгам С.А.Чумаков вновь вернулся уже в печатном слове на свою малую Родину, которую не забывал и о которой правдиво, подробно и самобытно поведал на страницах своих книг. Приглашаем вас на презентацию книг вашего отца, которая состоится в нашей библиотеке 9 августа, в день города, в 16 часов.» А еще пришло несколько номеров местной газеты «Макарьевский вестник» с отзывами о книгах. Значит читают!

С.А.Чумаков.1943 г.

Кире Сергеевне уже далеко за семьдесят, проблемы с сердцем, давно никуда не выезжает. Предложила поехать мне. Тем более, что книгу о Макарьеве «Жизнь как она есть» я читал и могу себе представить, что она для города и его жителей, какую может сыграть роль в жизни города …Мне стало интересно.

С одной стороны, интересен мне был этот писатель, Сергей Чумаков, отец Киры, симпатичны его детское простодушие и постоянное желание учиться, развиваться. Благодаря этому желанию он не спился от беспросветности тупой жизни, как его сапожник отец и большинство его сверстников, а, можно сказать, поднялся с самого дна, получил образование, профессию, нашел свое место в жизни, в конце-концов, состоялся как писатель. В этом его судьба напоминает судьбу Максима Горького. Симпатичны его патриотизм, стремление приносить пользу своему Отечеству (этому, кстати, и учили нас в советской школе)…

С другой стороны, наша российская провинция – это всегда интересно, всегда что-то для себя откроешь, всегда российская глубинка так или эдак повернется к тебе какой-то милой своей стороной, так что защемит сердце.

И потом, ведь любой наш маленький провинциальный городок – это малая Родина. Пока есть маленькие провинциальные города (Старая Русса, Переславль Залесский, Юрьев-Польской, Ростов Великий, Старица), которым 500 и больше лет, пока есть наша российская глубинка, есть история, на которой можно воспитывать молодежь.

А еще здесь течет близкая к природе естественная жизнь. Эти города окружены деревнями и селами, они утопают в зелени, через них текут реки, не забитые еще в бетон и закопанные в землю в виде бетонных труб. Здесь еще летают птицы, которых уже не встретишь в больших городах. Здесь одноэтажные, максимум двухэтажные милые старые дома и почти нет высоток, закрывающих солнце и убивающих душу своей серостью и однообразием. Здесь крохотные уютные улочки с узенькими тротуарами-тропиночками вдоль заборов, над которыми на тебя наклоняется черемуха или вишня. Еда здесь более природная и без нитратов, так как у многих свои огороды и сады.

Маленький провинциальный город, с его перепадами высот, оврагами и холмами, ближе к сердцу и понятнее, он легче ощущается, как Родина, понятие которой мы в душе обычно сужаем (и правильно делаем) до колодца, березы под окном и знакомой тропинки к речке. Им легче гордиться, его легче любить. И, если для всплеска любви к большому городу нужно какое-то мегасобытие (война, какой-то большой праздник, стихийное бедствие), то есть то, что заставляет всех бросать свои повседневные дела и переключать внимание на город, то в провинции, где мало внешних событий, и жизнь каждого жителя не так раздергана на соблазны и удовольствия, где эмоции более цельные, для всплеска чувств достаточно маленького праздника или несчастья.

Конечно, в каждом городе есть люди, у которых в сердце вместо любви ненависть. Но выплеснуть ее они могут только во время каких-то беспорядков, погромов, бунтов, что бывает очень редко и, как правило, быстро подавляется властями. Поэтому душа маленького города в большей степени обогащается всплесками любви, нежели ненависти, что и проявляется в местном патриотизме и в радушии по отношению к приезжим..

А что такое писатель для маленького города? В большом городе писатели растворяются почти бесследно. В мегаполисе их много, они разные, и голос каждого тонет в общем разномастном милионноголосом общем шуме. В маленьком городе даже тихий голос писателя может быть услышан и оценен. Даже не обязательно, если писатель к чему-то призывает. Даже, если просто пишет о себе. А, уж если описывает город, каким он был раньше, показывает его исторически, разве может это остаться незамеченным? Те самые улицы, по которым ты сейчас ходишь, с их старыми, уже забытыми названиями. Те самые дома, которые ты сейчас видишь, с их бывшими владельцами…Какие-то предприятия, какие-то магазины, лавки, трактиры…Храмы, как духовная основа. Разве все это неинтересно? Время разрухи когда-нибудь кончается. Придет время созидать, возрождать то, что было. Тем более, что Макарьев – город и вроде бы обычный русский городок, и в тоже время по-своему необыкновенный…

Сейчас и в библиотеку не надо идти – все есть в Интернете. И перед поездкой в Макарьев я туда, конечно, заглянул. Типичный старинный небольшой провинциальный русский город…

Ближе к реке Макарьев больше похож на деревню

Начало ему положил 90летний монах-пустынник Макарий, из Нижнего Новгорода, который в 1439 году попал в плен к татарам, чудом освободился и, скитаясь по разоренным татарами землям, набрел на пустошь, покрытую лесом, в излучине реки Унжи, притоке Волги.

Макарий Унженский и Желтоводский. Икона XVIII века

И «прииде преподобный и возлюби место и крест постави и хижину малу на пребывание себе устрои». Почувствовал, что здесь источник, с молитвой покопал, «отворил» его, рядом поставил деревянный скит. И здесь же явлена была старцу чудотворная икона Божией матери, которую потом назвали Макарьевской. И потянулся к этому источнику и к иконе православный народ, монахи. И сложился Макариево-Унженский монастырь, о котором слава летела по всей Руси. По славе шли сюда паломники, в том числе и самые знатные, особенно после того, как были явлены мощи святого. К ним шли припасть, чтобы молить о своих близких, находящихся в плену, помня о чудесном освобождении из плена самого Макария, веря в то, что получил Макарий от Господа особую благодать помогать всем пленным.

В 1612 году пришла сюда поклониться мощам святого с 15 летним сыном Михаилом, будущим русским царем, и Марфа Романова, чтобы умолять преподобного Макария помочь в освобождении из польского плена ее мужа Филарета. Пришла и тем самым спасла сына от разыскивающих его, чтобы убить, поляков. И убили бы, если б дошли, потому что монастырь не был защищен. Ценой своей жизни спас будущего царя от поляков русский крестьянин Иван Сусанин, заведя их в дремучий лес. Этому событию посвятил потом Михаил Глинка свою оперу «Жизнь за царя». Возникло множество легенд, например, одна о том, что образ Сусанина принял сам Макарий: «Поняв, что старик их обманул, бросились поляки на него с саблями, а он и растворился в воздухе, как будто его и не было..».

Через семь лет, уже будучи царем, Михаил еще раз посетил монастырь, уже с богатыми дарами в благодарность за «спасение Отечества и церкви», после чего обитель стала считаться третьей по значению после Троице-Сергиевой и Киевско-Печерской Лавры. Один за другим начали возводиться на ее территории храмы, вначале деревянные, потом каменные: Троицкий (1670 г.), Макарьевский (1674 г.), Благовещенский с колокольней и трапезной (1680 г.), Никольский (1685 г.), Успенский (1735 г.).

То есть предвестником города был монастырь. Когда к 1778 году из разросшейся подмонастырской слободы и находившегося рядом села Коврова, обслуживающего монастырь, был образован центр уезда, указом Екатерины II Макарьев получил статус города и ему был пожалован герб – два колокола (символ духовного начала, влияние монастыря) на лазоревом фоне.

Герб Макарьева (вверху), внизу – герб района

А еще с незапамятных времен макарьевские леса славились корабельным лесом, и народ здесь занимался его заготовкой и сплавом по реке Унже, впадающей в Волгу. В XIX веке возникла идея провести через город железную дорогу, но местные купцы и лесопромышленники испугались, что «железный конь составит конкуренцию их делу» и скинулись на взятку чиновникам, чтобы железная дорога прошла в стороне от города. В итоге за несколько веков сплава реку засорили топляком, Унжа обмелела и перестала быть судоходной. Дно ее до сих пор устилает многометровый слой бесценной мореной древесины, до которой пока никому нет дела…

К началу ХХ века в городе уже насчитывалось несколько предприятий: два мыловаренных заводика, два кожевенных, кирпичный, овчинный, пимокатный, сальносвечный, ряд мелких кустарных артелей, магазины, лавки, трактиры, бани. Население составлял в основном ремесленный люд: портные, сапожники, печники, столяры, плотники, кузнецы, жестянщики, пекари и так далее.

Маленькие тихие дворики типичны для Макарьева

В настоящее время Макарьев – это провинциальный городок, люди которого живут в основном за счет торговли. По четвергам открывается ярмарка, на которую съезжаются продавцы из окрестных городов и сел. Главная историческая достопримечательность города – действующий Макарьево-Унженский монастырь. Помимо храмов на территории монастыря службы также проводятся в церкви Рождества Христова. Город сохранил старый самобытный облик, имеет звездную планировку, когда все улицы сходятся к центру, где на площади Революции (название сохранилось с советских времен) в окружении уютного зеленого сквера стоит храм Александра Невского 1905 года…

Такая вот предистория…

Только вот добраться до Макарьева не просто. От Щелковского автовокзала ходит ночной автобус. Но спокойно спать в жестком неудобном кресле, трясясь на нем всю ночь по нашим замечательным российским дорогам, наверное, могут только привычные к трудностям россияне. Просыпаясь на очередном ухабе, я с досадой вспоминал ушлых макарьевских лесопромышленников, увидевших в железной дороге угрозу для своего бизнеса.

Правда, после такой почти бессонной ночи даже пасмурное утро, которым встретил нас Макарьев, показалось не таким уж и мрачным. И планировка города, не менявшаяся с XVIII века, действительно проста и наглядна. От автостанции до центра города всего 15 минут пешком по ровной, как стрела, Первомайской улице. Все главное в центре: здание администрации, краеведческий музей, центральная библиотека, банк, школы, магазины, гостиница. В ней я и остановился.

Жаль, если эти зеленые улочки уйдут под асфальт

Старый двухэтажный дом, принадлежавший в прошлом, видимо, какому-то не бедному купцу, судя по типичной для домов XIX века лестнице на бельэтаж и дворе с хозяйственными постройками времен Островского. Сейчас здесь ремонт, а комнату на первом этаже арендует фотоателье. Восстановить бы такой дом со всем его бытом, как филиал краеведческого музея, и показывать туристам. А в комнате, где фотоателье, открыть бы фотографию XIX века, со старинной деревянной фотокамерой-обскурой на треноге, большими стеклянными пластинами вместо пленки, ослепительными вспышками магния и артистичным немцем-фотографом с закрученными вверх усами, накрывающимся черным покрывалом и важно произносящим: «Айн момент-с!».

Подобных возможностей развивать туризм здесь много. Рядом такой же соседний дом, возможно, еще древнее — об этом говорит железная, вручную кованная дверь, похожая на средневековый ставень.

Железная дверь из XVIII века в соседнем доме

Удобств в гостинице никаких, зато номер с кроватью, столом, шкафом и тумбочкой (туалет с умывальником в коридоре) в сутки стоит всего 300 рублей, а окно, как будто ты смотришь с мансарды, выходит во дворик времен художника Василия Поленова (1844-1927). Как будто именно с этого дворика он и писал свою знаменитую картину «Московский дворик». В чем и прелесть маленьких провинциальных городков – некоторые виды как будто застывают во времени и не меняются 100, 200 и больше лет.

Даже Большая советская улица тихая и уютная

По поручению Киры Сергеевны я зашел к ее двоюродной сестре Тамаре Николаевне. Живет в кирпичном двухэтажном бараке в однокомнатной квартире. Ей 82 года, но она еще бодрая, активная, не привыкла жаловаться. Успевает не только все делать по дому (а, когда нет газа, приходится топить дровами или углем), но и ухаживать за двенадцатью могилами родных и родственников. Мы с ней ходили на кладбище, и она мне все эти могилы показывала. Простая русская женщина, тихая, незаметная, всю жизнь проработала бухгалтером в строительном тресте. Вырастила дочь, которая сейчас живет в Сургуте.

С Кирой Сергеевной они виделись всего один раз и то мельком, в 1968 году, когда она приезжала в Макарьев (отец уехал оттуда в 1929 году и больше туда не возвращался). Шапочное, можно сказать, знакомство, хоть и родственники. Но обрадовалась гостю, покормила щами, картошкой с тушенкой, напоила чаем. Предложила показать город. И мы за час обошли почти всю его центральную часть, спустились к реке Унже, не спеша шли по маленьким тихим улочкам. Интересная особенность маленьких российских городов – в любой их точке, чуть пройдешь и обязательно в конце улицы или сквозь листву деревьев виден купол храма. Так вот и в Макарьеве.

Почти с любой точки города видна колокольня или купол храма

Зашли в краеведческий музей, где один зал посвящен как раз началу ХХ века, то есть времени, о котором пишет Сергей Чумаков в своей книге «Жизнь как она есть». Возле швейной машинки «Зингер» лежат инструменты сапожника, в том числе и деревянная колодка. Такой же вот колодкой чуть что бил по лбу Сергея его отец-сапожник. А сколько таких моментов в книге «Жизнь как она есть», сплошные словесные иллюстрации к экспонатам музея, картинки жизни того времени, пояснения к увеличенной во всю стену фотографии центральной площади города 1912 года.

На утро я пошел на эту самую центральную площадь. Здесь должен был проходить праздник, посвященный дню города. Вдоль исторических торговых рядов уже стояли ярмарочные столы с выпечкой, напитками, игрушками и сувенирами, книгами местного издательства, брошюрами и календарями. Для выступления руководителей и артистов готовили сцену. Народ потихоньку собирался и в предвкушении лениво расхаживал туда-сюда. Праздное преддверие праздника. Впрочем, так же, наверное, было и 100, и 200, и 300 лет назад в любом нашем российском провинциальном городе. Таким же традиционным оказался и праздник: речи руководителей (глава администрации, глава муниципального собрания, завотделом культуры и т.д.). Говорили незатейливо, просто, но от души, с любовью к городу. Такие же звучали песни:

«Славься, Макарьев наш дорогой,
Город нам близкий, город родной.
Жизнью неспешной,
Светлой надеждой,
Город, живущий в приволжской тиши,
Город живой православной души…»

И припев:

«Макарьев, Макарьев, леса и поля,
Макарьев, Макарьев, родная земля,
Макарьев, Макарьев, так много церквей,
Макарьев, Макарьев, земли нет родней…»

И это не квасной патриотизм. Не дежурные, а конкретные слова песни и припева показывают, что тут ценного. Мне кажется, что народ здесь действительно любит свой город. И почему бы его и не любить? Здесь нет того растаскивающего душу на части многообразия все новых и новых впечатлений, как в Москве. Жизнь бедна на события, но зато идет цельно, собранно, «неспешно». Именно в такой заповедной среде, как родники в лесной чаще, могут рождаться и медленно возрастать таланты.

Например, камерный ансамбль «Музыкальные акварели» местного Дома культуры, которым руководит директор макарьевской музыкальной школы Ирина Костерина. Под колокола начали петь гимн Макарьеву. Хорошие голоса, чудесная музыка, впечатление — как будто вся история России проходит перед тобой. Оказывается, слова гимна написал местный поэт Павел Батов (эту фамилию, кстати, взял для своего героя в повести «Светлянские будни» отец Киры Сергей Чумаков, впрочем, Батовых и Чумаковых в Макарьеве много), а музыка Ирины Костериной. И ансамблем руководит, и музыкальной школой, и музыку такую удивительную пишет.

А сколько еще выступало детишек с разными песнями, и тоже – все о своем любимом Макарьеве. Да, это отголосок советского воспитания, вообще советского образа жизни, советского менталитета, который в провинции все еще живет, но что в этом плохого? Мы отшатнулись от Советского Союза, от социализма, от общественных ценностей, которые ценились выше личных, а к чему пришли? К культу собственной личности, которая без общественных идеалов потихоньку деградирует…

Книги Сергея Чумакова

Потом был вечер в центральной библиотеке, презентация книг Сергея Чумакова. Как в старые добрые времена, организаторы, видимо, долго готовились: оформили три стенда (обложки всех книг С.Чумакова, весь его жизненный путь по фотографиям из семейного архива, виды старого Макарьева в открытках), сделали документальный фильм о писателе, подготовили чтение вслух отрывков про Макарьев из его книги «Жизнь как она есть». Дали слово и мне.

Я рассказал, как через Киру Сергеевну познакомился с книгами ее отца и предложил пофантазировать, как можно было бы преобразить город исторически с помощью текстов из книги «Жизнь как она есть». Ведь там описывается Макарьев, каким он был сто лет назад, упоминаются улицы со старыми названиями, дома и кто в них жил, и чем люди занимались.

Одну бы улицу восстановить, например, Первомайскую (бывшую Дворянскую), хоть в плакатах и афишах, как в соседнем приволжском Хвалынске, где на некоторых улицах стоят большие стенды-картины родившегося здесь художника Кузьмы Петрова-Водкина, или как в подмосковном Боровске, где местный художник Владимир Овчинников перенес на стены города картины старинной жизни, а поэтесса Эльвира Частикова – свои тексты, и превратился город в музей под открытым небом.

Можно и здесь на стены домов переносить старые открытки с видами Макарьева, тем более, что многие дома здесь прекрасно сохранились. Чем не интересная задача для местных художников? А рядом можно было прикреплять доски с текстами из книги Сергея Чумакова. История стала бы живой и наглядной.

Например, такой текст…

«Главная улица называлась Дворянской. Она брала начало от нового собора и доходила до бурсы, единственного трехэтажного здания. Дворян у нас не было, улицу назвали, видимо, в честь высшего сословия русского общества и для благозвучия.

Вблизи от центра улицу населяли купцы Кондаков, Хохлов, Шаров и другие. Жили они в верхних этажах своих кирпичных особняков, внизу помещались лавки. Если бы над лавками не висели вывески, извещающие, чем торгует их владелец, то и тогда без труда можно было определить по запаху, кто чем промышляет. От заведения Кондакова на версту пахло кожей и дегтем, проходя мимо лавки Хохлова, обыватели с наслаждением вдыхали ароматный запах мятных пряников. Последовательно чередующиеся запахи керосина, сдобного теста, постного масла, ванилина сопровождают прохожего до бурсы. Там пахнет ладонном, бурсацкими щами, гречневой кашей и ржаным свежеиспеченным хлебом…»

Глядя на город, каким он был сто лет назад, читая описания этих мест столетней давности и событий тех лет, наши современники будут соединять собой прошлое и настоящее, замыкать историческую цепь, по которой пойдет ток. Так возникает ответственность за все, что ты делаешь на земле. Без картинок, без образов история мертва.

А тогда уже можно будет и привозить сюда туристов. Для Макарьева, в котором сейчас стоят все предприятия (за исключением ликероводочного и хлебозавода), и не хватает средств, чтобы быстро отремонтировать единственную в городе гостиницу, это был бы неплохой вариант развития района и решение проблем трудоустройства. Масса городов мира сейчас живут в основном за счет туризма, развивая с его помощью промышленность и сельское хозяйство. Но кроме чисто практического значения оживление собственной истории дает возможность пробуждать чувство патриотизма у местного населения. Одно дело ты думаешь, что живешь в «забытой Богом дыре, у черта на рогах», и совсем другое – знать, что это малое величие твоей страны, заповедная зона, уголок старой культуры, защищающий душу от распада…

Заключением вечера стал фильм о Сергее Чумакове, по семейным фотографиям, документам, письмам, фильм бережный, нежный, до слез. С трогательными в конце стихами поэта В.А.Бредиса:

«Мы помним все, что было с нами,
Не зачеркнуть прошедших дней.
Укрыться даже за горами
Нельзя от памяти своей…
Но в ней таится наша сила,
Нельзя о прошлом позабыть.
Нам помнить важно все, что было,
Чтоб настоящее ценить.»

Я шел от библиотеки к гостинице, за спиной у меня остался Макарьевский монастырь, тихий, скромный, почти незаметный, а в сознании засела досадная нотка: что-то важное забыл я сказать на встрече, важное именно для Макарьева. Ну, конечно, про монастырь, который был причиной возникновения поселения, а затем и города Макарьева. Именно монастырь теперь может помочь городу возродиться через духовный туризм и паломничество.

Макарьево-Унженский монастырь

Монастыри никогда не возникают на случайных местах. Обычно это всегда типичное место силы, какие бывают на разломах земной поверхности, на изгибах рек, где и возникают моменты вращения — торсионы. В таких местах бьют родники с чудодейственной водой, а люди, приходя сюда, ставят храмы, превращаются в святых. Подобное случилось и с 90летним монахом-пустынником Макарием.

Макарьевский святой источник

Раньше так и было по всей Руси: открывали в каком-то месте источник духовной мощи, и тут же вокруг него возникал центр преобразования этой энергии в организующую силу, в центр веры и просвещения. Храмы с их обрядами и ритуалами тут играли роль преобразующих структур. Каждый храм (в макарьевском монастыре это храмы Троицы, Макария, Благовещения, Николы, Успения) – как генератор определенной энергии, в потоке которой человек испытывает высокие чувства: единение, бескорыстие, доброжелательство, благоустройство, смирение.

Сейчас у нас нечто подобное, только со знаком минус, происходит с нефтью. Открывается месторождение, и тут же вокруг него строятся нефтепроводы, вышки, распредцентры, офисы, банки. Каждая из этих структур – тоже генератор, но уже негативной энергии, в потоке которой возникают другие чувства: алчности, гордыни, зависти и так далее.

Кроме того, храмы и монастыри на Руси всегда были центрами культуры, традиций, порядка, государственности. Это каменные книги истории. Почему ЮНЕСКО и вносит их в списки памятников исторического наследия, которой надо сохранять. Кому мы обязаны памятью, тому, что знаем о своем прошлом? Конечно, храмам и монастырям, где работали ученые-монахи, а летописцы писали историю края и страны в целом. Здесь были библиотеки, в которых хранились древнейшие бесценные рукописи, все родословные. Храмы и монастыри были святынями, которые держали православную веру, все важные события светской жизни благословлялись священнослужителями. Во времена смут и возмущений нередко именно храмы становились местом смирения нравов, примирения и сохранения единства. И в то же время, благодаря своим стенам, они были оплотом веры, который невозможно было сокрушить.

Из монастырей выходили в мир духовные люди, освещавшие путь другим, напоминавшие о заповедях, о милосердии и любви к ближнему. В монастырях и простые монахи и старцы-затворники молились и держали своей молитвой нацию, удерживали людей от соблазнов, от жестокости и корысти. Вот почему история Руси и России это лики святых подвижников, бескорыстных молитвенников за весь народ. Не случайно художник Илья Глазунов на своей знаменитой картине «Русь. 100 веков» написал вместе с ликами царей, государственных деятелей и деятелей культуры, лики святых, канонизированных православной церковью. А почему их канонизирует церковь? Да потому что свет от них освещает и будущие века. Таким святым был и Макарий. Не случайно, пленив его в 1439 году, татарский хан Улла Муххамед не убил пленника, не уморил в тюрьме, а «по кротости и смирению его» отпустил. Потому и обращаются к нему так: «Богоблаженне Отче наш Макарие, светильниче всемирный…» Символично звучит и одна из молитв, обращенных к преподобному Макарию и читаемых и сейчас в монастырях и храмах: «Молим тя, Отче Макарие, светозарною молитв твоих лучею разрешай мрачных страстей наших облак…»

Монастырям государство сейчас возвращает отобранные когда-то советской властью земли, потому что большая часть российской сельской территории в запустении. Монастыри, получив свои несколько гектаров, разбивают сады и огороды, заводят пасеку, разную живность, обеспечивая продуктами не только себя, но и окрестных жителей. Вера в Бога и смирение в душе, которые необходимы для тяжелого деревенского труда, должны вновь вернуться к русскому человеку. Чем успешнее будут хозяйствовать монастыри, тем быстрее это будет происходить.

Монастырь старше города почти на 350 лет, и этот самый монастырский дух, эта самая духовная вертикаль, они просто не могли не накладывать отпечаток на местную жизнь, на людей. А иначе зачем было макарьевцам при пяти уже действовавших в монастыре храмах возводить в 1775 году в селе Коврове Христорождественскую церковь, в 1812 году — Ильинскую (кладбищенскую) церковь, а в 1905 году – храм Александра Невского? Причем, если первые два храма могли строиться на деньги меценатов (помещиков или купцов), то на последний собирали «всем миром»…Не случайно на гербе города на лазоревом фоне (цвет возвышенных устремлений) красуются два золотых колокола (символ духовности)…И, как шаг в будущее, здесь же в 1880 году открылось духовное училище, готовившее учителей-педагогов для 28 церковно-приходских школ…

То есть с 1439 года до революции Макарьев от маленького скита и часовенки над целебным источником разросся до мощного духовного центра, от которого волны света шли по всей России. С 1919 года, когда монастырь закрыли, и до 1994 года, когда он был возвращен епархии, этот поток света прервался. А сейчас он вновь возрождается, слабо, тихо и медленно, как маленький родник-ключик, когда-то открытый здесь старцем Макарием…

В 1990 году главная святыня монастыря — святые мощи преподобного Макария, чудом сохранившиеся в запасниках краеведческого музея г. Юрьевца Ивановской области, — были возвращены Костромской епархии, а в 1995 году вернулись в Макарьевский храм монастыря. В 1993 году решением патриарха и святейшего синода монастырь был возрожден, как женский, и все здания возвращены епархии. В 1997 году заново была написана Макарьевская икона Божией Матери, утраченная в годы безбожия, когда в стенах обители размещались машинно-тракторная станция и склады зерна.

То есть монастырь постепенно оживает. В нем уже идут службы, приходят и приезжают паломники. Со временем число их будет расти. Паломнические агентства («Радонеж», «Китеж», «Паломник») будут включать Макарьев в свои маршруты и привозить сюда целые группы. Как в Великий Устюг приезжают моряки, чтобы поклониться и помолиться Христа ради юродивому праведному Прокопию, устюжскому чудотворцу, чтобы защищал на море от бури, так и к Макарию, как спасителю от плена и неволи, будут приезжать молить преподобного о помощи все, у кого кто-то из близких оказался в беде: в военном плену, в тюрьме или в заложниках, что в теперешнее «мирное» время, когда из-за денег похищают и взрослых и детей, не редкость.

Конечно, сейчас от той всеобщей религиозности, которая царила в Макарьеве 300 или 200 лет назад, мало что осталось. Я сужу об этом по заброшенной и разваливающейся кладбищенской Ильинской церкви, по заметному пока еще запустению в монастыре, который очень медленно восстанавливается. К двум монахиням, которые появились в 1993 году в монастыре при его открытии, добавилось всего восемь. За 16 лет маловато. Но 80 лет атеизма – это четыре поколения. Разрушить легко, а вот воссоздать…

Сергей Чумаков, например, хотя и родился за 10 лет до революции и был крещен, но стал атеистом. Не верящий уже ни в Бога ни в черта пьяница-отец и недалекая, безграмотная мать…что они могли объяснить? Это не Павел Флоренский, который, имея несколько высших образований, со своими детьми на примере чуда цветка или сложнейшего устройства кузнечика размышлял о гениальности Творца. А мать Сергея, Мария Васильевна после ссоры с хозяйкой дома на глазах семилетнего сына, просила у Бога, чтобы тот ее, то есть хозяйку, покарал. Такой вот мещанский уровень веры. Дальнейшие годы советского атеизма довершили дело. Неудивительно, что, живя рядом с Макарьевским монастырем, Сергей Чумаков не понимал его духовного значения, даже наоборот, считал храмы и монастыри рассадниками обмана и лжекультуры. Об этом же писал во всех своих книгах. Так что не всё из его книг можно брать для воспитания у молодежи гражданской совести, патриотизма. Да и он сам, как мыслящий и творческий человек, если бы не умер в 1963 году, возможно, со временем изменил бы свое мнение о церкви и священнослужителях.

К счастью, мы начинаем прозревать. На недавнем заседании Госсовета и Совета по культуре и искусству в Великом Новгороде губернаторы регионов, и министры говорили о том, что наши храмы, музеи и заповедники – основа культуры, духовный каркас России, то, чем мы должны гордиться, беречь и возрождать, что надо их восстанавливать и использовать для воспитания патриотизма у молодежи. А раз так, значит и такие святыни, как Макарьевский монастырь, станут вскоре объектом внимания и властей и чиновников. А вместе с монастырем начнет преображаться и Макарьев. Я в это верю.

Герман Арутюнов.