Ида Рубинштейн — гениальная бунтарка начала прошлого века
Именно ей, уроженке Харькова, удалось привнести наготу в строгие правила балета.
Не будучи профессиональной танцовщицей, в условиях конкуренции с такой грозной соперницей, как Анна Павлова, всего за пару сезонов, она поставила Париж на колени.
В 1910 году она была здесь повсюду: на афишах, открытках, газетных страницах, коробках с конфетами.
Серийные театралы, журналисты, феминистки, художники, бакалейщики и уличные чистильщики обуви были без ума от Иды Рубинштейн.
В эпоху ар-нуво Рубинштейн была звездой всеевропейского масштаба. Она, собственно говоря, во многом и была этой эпохой.
У неё были деньги и умение трудиться, несмотря ни на что. Так что критика и мораль не могли её остановить.
Ида Рубинштейн приводила в восторг и ужасала своих современников одновременно. Сейчас бы говорили, что она обладала модельной фигурой. Тогда – что мода на Иду убивает представление о женской красоте. Сейчас бы говорили о том, как она использует наготу, чтобы перевернуть сознание зрителя. Тогда – что она низвела балет до уровня диких римских оргий. Время показало, кто был прав. Ида осталась в вечности – и именно своим искусством.
21 сентября в семье харьковского миллионера родилась Ида Рубинштейн Её дед был основателем банкирского дома «Роман Рубинштейн и сыновья». Состояние семьи было огромным.
Ида получила хорошее образование.
Артисты императорских театров обучали Иду актёрскому мастерству и танцам, которые давались ей тяжело.
Ида в совершенстве знала четыре языка – английский, французский, немецкий и итальянский, – ее обучали музыке и истории. Иду заинтересовала Древняя Греция…
Для углубления своего театрального образования она уехала в Париж.
Выступала на сцене. Центром постановки в театре Комиссаржевской должен был стать «Танец семи покрывал» на музыку, специально для спектакля написанную Александром Глазуновым. Ставил танец балетмейстер Фокин.
Как писал об Иде Фокин:
“тонкая, высокая, красивая, она представляла интересный материал, из которого я надеялся слепить особенный сценический образ”. Долгие месяцы упорнейшего труда – и экзотичный танец, полный эротизма и чувственности, был готов.
Первое исполнение «Танца семи покрывал» состоялось 20 декабря 1908 года на сцене Петербургской консерватории.
Ида танцевала, сбрасывая одно за другим все семь покрывал – и в итоге на ней остались лишь крупные, в несколько рядов, бусы… Зал замер, затем разразился невероятной овацией.
Потом были другие спектакли, во том числе «Шахерезада» и «Клеопатра».
Она стала законодательницей мод.
….Париж «Танец семи покрывал» оценил. Ида моментально стала звездой.
Она познакомилась с Дягилевым и вступила в его труппу.
Специально под Иду начали ставить балет «Клеопатра». Приехал работать над шоу всё тот же Фокин. Клеопатрой, конечно, была Ида.
Балет подготовили в рекордно короткие сроки: Рубинштейн несло на азарте, а окружающие поневоле заражались её куражом.
2 июня 1909 года «Клеопатра» вышла на сцену. Напарницей Иды была Анна Павлова. Фокин также вышел танцевать – в роли Амуна. Были свои роли у Вацлава Нижинского и Тамара Карсавиной.
Звёзды должны были поддержать Иду. Но действие развалилось бы, если бы его не смогла держать она сама. Ей предстояло быть ярче любой из звёзд. И она была. Публика сходила с ума по этой женщине со скупыми, холодными жестами, с грацией и внутренней жестокостью змеи.
То, что Клеопатра притом была едва одета, скорее завораживало, чем возбуждало. При этом балет содержал сцену секса! И довольно откровенную. Лишь в тот самый момент, когда эротика грозила перейти в порно, актёров закрывали занавеси.
Сразу за «Клеопатрой» Ида вышла «Шехерезадой». Богатый восточный костюм был нарочно рассчитан так, чтобы складками подчёркивать вытянутую, почти карикатурную фигуру Рубинштейн.
Эту же вытянутость, пугающий эротизм Иды попытался передать здесь же, в Париже, Валентин Серов. Ида позировала голой. На портрете не было попытки показать хоть немного ягодицы, груди, изгиб бедра – напротив, Идина нагота их скрывала, словно отсутствующие вовсе. Картина наделала такого же скандала, как и танцы Иды.
«Как можно прославлять уродство, поставить кисть на службу безобразию, рисуя картины, оскорбительные для самой женской красоты!» — негодовали критики. Ида и Серов были необычайно довольны.
Что касается «Шехерезады», то она вызвала настолько мощно увлечение востоком и восточной эстетикой, что перевернула мир моды и серьёзно повлияла на искусство во всех его жанрах. Естественно, и в этом балете с Рубинштейн была сцена оргии. Однако центром оргии в этот раз была не её Шехерезада, а, согласно сюжету оригинала, царица Зобейда.
После успеха «Шехерезады» Дягилева Рубинштейн оставила. Она попыталась поразить публику новым шокирующим поворотом – сыграть святого Себастьяна. Сценарий написал для неё Габриэле д’Аннунцио – сейчас поэта вспоминают чаще как фашиста, но тогда он был просто молодым гениальным автором. Себастьян не танцевал, он разговаривал.
Это, говоря честно, предпопределило его провал. Под пластику Рубинштейн можно было найти манеру танца. В той же «Шехерезаде» она стремительно передвигалась по сцене, чтобы застыть то в одной эффектной позе, то в другой. Это трудно было назвать настоящим танцем, но публике нравилось. Под слабую декламацию Иды нельзя было подставить текст, который бы в её устах заиграл.
Католическая церковь выразила своё недовольство (святого юношу – женщина, еврейка?!) и желание запретить, публика тоже не оценила.
Ида вспомнила о «Саломее». Готовый спектакль, который во Франции ещё не запрещали. «Саломея» помогла перебить привкус от «Святого Себастьяна», но надо было двигаться дальше. Поставила «Елену Спартанскую» — провалилась снова. Ида срочно выписала себе Мейерхольда. Мейерхольд поставил ей «Пизанеллу, или Душистую смерть» – трагическую историю о куртизанке.
Он учёл все проблемы «Себастьяна», и в «Пизанелле» Ида практически не разговаривала. Только буквально ходила туда-сюда по сцене, завораживая своей змеиной пластикой, и застывала в позах, подходящих к пышному антуражу в стиле ар-нуво.
Её чувства, судьба, красота обсуждались другими персонажами. «Пизанелла», хотя и принятая не всеми критиками, репутация Иды спасла. Что-что, а завораживающе туда-сюда ходить она умела.
Четыре банка, сахарный заводик и заводик пивоваренный в любом случае позволяли Рубинштейн жить красиво, не страдая от ошибочных шагов в творчестве.
Она приобрела особняк под Парижем и в этом особняке привечала новых французских друзей. Сару Бернар, конечно же. Жана Кокто. Андре Жида. Марка Шагала. Вацлава Нижинского. Больше всего, однако, в её особняке привечали художницу Ромейн Брукс. С Брукс и Рубинштейн был красивый роман.
С ними вместе везде ходил отлучённый от церкви после «Себастьяна» д’Аннунцио, заставляя обсуждать версию, что роман-то этот – на троих…
А потом грянули, один за другим, 1914 год – Первая Мировая, и 1917 – Революция. Количество банков и заводиков в Российской Империи перестало иметь значение, потому что перестали существовать империя и частная собственность на её территории. Однако оставались ещё счета в европейских банках и громкое имя.
Ида принялась работать так же, как когда-то подходила к станку. Упорно, порой через не хочу и не могу. Ставила спектакли. Выходила в спектаклях. Снималась в фильмах. Позировала фотографам для рекламы – тогда манера использовать в рекламе звёзд только начала набирать популярность.
Блистала на светских вечеринках, приходя туда парой с Брукс – Брукс была одета юношей, Ида красовалась в платьях. Находила на вечеринках нужных людей. Гуляла по Парижу с леопардом. Снова ставила спектакли. Последним большим проектом, в котором участвовала Рубинштейн, была балетная труппа Нижинской. Она начала работу в 1928 году…
И в 1938 году закончила. Немцы ещё не ввели войска в Судет. Но многие уже понимали, что происходит и чем запахло. Из Европы один за другим отплывали пароходы в Новый Свет, с пассажирами на борту, чьи имена потом будут встречать в учебниках – с учёными, писателями, художниками.
В 1939 году грянула новая мировая война. Ида покинула континент не медля. Но бежать в США она не собиралась. Она рванула в воюющую с Гитлером Британию. Захватив всё, что было на её европейских банковских счетах. Ида никогда не убегала. Она находила для себя новый фронт работ.
В Британии Рубинштейн на свои деньги открыла госпиталь. В нём она ухаживала за ранеными – наравне с девушками, у которых денег на госпиталь никогда бы не нашлось. Наравне с женщинами, у которых, в отличие от неё, не было французского Ордена почётного легиона или равных ему по статусу. И ничуть их не хуже.
Многие раненые были уверены, что видят профессиональную медсестру. Поскольку в новое дело Ида окунулась так же, как перед тем – в любое другое.
После войны Ида вернулась во Францию. Всё, что она любила, было разрушено. Развален был особняк. Умерли или исчезли в неизвестно направлении старые друзья. Потрясение было сильным. Рубинштейн впервые серьёзно задумалась о вере – и перешла из иудаизма в католичество. Она снова искала, где могла быть полезной, и устроилась переводчицей в миссию ООН. Работала недолго. Купила новый особняк, далеко от Парижа, и удалилась в него. И дожила в нём, и умерла так тихо, как громко до того жила всю жизнь.
Она умерла от сердечного приступа 20 сентября 1960 года…
На могильной плите выбито всего две буквы «I.R»…
Лилит Мазикина.
