Лазарь Модель. Мы — рррузкие…

Цветы. Цветы. Цветы. Огромное море цветов. Все такие разные, и такие одинаковые. Красные тюльпаны, фиолетовые с отливом — нестандартные, но изумительно красивые. Прекрасные розы, которые настолько хороши, что совершенно забываешь об их шипах. Величественные, царственные калы. Стройные георгины, держащиеся с достоинством и знающие себе цену. Садовые ромашки, не столь родовитые, и потому ведущие себя значительно проще, но не менее от этого красивые. Цветы на любой вкус. Каждый вид — ярко индивидуален, отдельная «особь». Кому что нравится. Но все они — … цветы.

Русские «йидн».

— Вы знаете, хто я? Нет, вы знаете хто я? Хто?…
— Знаем. Жид.

Тишина зрительного зала разорвалась на части и разлетелась в разные стороны мелкими кусками. Он стоял на сцене и СМОТРЕЛ в зрительный зал. Смотрел и ничего не говорил. Только стоял и смотрел. Его необыкновенно глубокие, чуть на выкате, выразительные глаза излучали смертельную муку. Через некоторое время, не проронив в ответ ни единого слова, артист развернулся и …покинул сцену, прервав свой концерт. Для Советского Союза это был нонсенс. Говорят, вскоре после этого у всенародного любимца Аркадия Райкина был сердечный приступ.

Случай из жизни Аркадия Исааковича произошел не случайно. И дело совсем не в словах прекрасной сценки, с которой он успешно выступал на подмостках концертных залов всей страны, и даже не в антисемитской выходке, прозвучавшей из зала. Проблема была гораздо глубже, хотя казалось лежала на острие ножа. На мучительный вопрос: «Кто такие русские евреи?», — пытались ответить многие. Писатели, поэты, ученые, исследователи. Все хотели, но не могли понять, что это за «особь» такая? Вроде как не русские, и не евреи, а в то же время и те, и другие вместе взятые. Есть ли у них, русских евреев, своя культура?

И может быть, не случайно над этим вопросом задумывался тот, от кого этого можно было бы ожидать меньше, чем от других…

«<…> Я не запомнил — на каком ночлеге
Пробрал меня грядущей жизни зуд.
Качнулся мир.
Звезда споткнулась в беге
И заплескалась в голубом тазу.
Я к ней тянулся…Но, сквозь пальцы рея,
Она рванулась — краснобокий язь.
Над колыбелью ржавые евреи
Косых бород скрестили лезвия.» «<…>»

На первый взгляд может показаться, что это — стихи антисемита. Но стихи эти принадлежат перу поэта-революционера Эдуарда Багрицкого, имеющего к евреям не косвенное отношение. И трудно встретить большую боль, пронизывающую сердце, чем ту, что прозвучала в строчках его замечательного стихотворения «Происхождение».

» <… >И только ночью, только на подушке
Мой мир не рассекала борода;
И медленно, как медные полушки,
Из крана в кухне падала вода.
Сворачивалась. Набегала тучей.
Струистое точила лезвие…
— Ну как, скажи, поверит в мир текучий
Еврейское неверие мое?» «<…> «

Каким страданием, идущим из глубины души, проникнуты каждый звук, каждое слово прекрасного поэтического произведения. 
А вот замечательный современный писатель Эфраим Севела писал о своем народе совсем в ином ключе. Его стихия — искрометный юмор, сатира. Однако избранный им живой, легкий стиль повествования отличает большая глубина проникновения в психологию жизни простого человека. Вот лишь два маленьких отрывка из его яркой сатирической повести «Остановите самолет — я слезу», где главный герой — парикмахер Аркадий Соломонович Рубинчик летит в самолете и рассказывает соседу о всех знакомых евреях, живущих в дружбе с другими народами в братской, интернациональной стране — Советский Союз.

 
«<…>

Я, как видите, поговорить люблю, а вы, как я вижу, умеете слушать. Неплохая пара — гусь да гагара. Это и называется приятным обществом.
Все! Хватит трепаться, переходим к делу.
Евреи, как мы с вами знаем — народ крайностей, без золотой серединки. Если еврей умен, так это Альберт Эйнштейн или, на худой конец, Карл Маркс. Если же Бог обделил еврея мозговыми извилинами, то таких непроходимых идиотов ни в одном народе не найдешь, и Иванушка — дурачок по сравнению с ним — Михаил Ломоносов.

<…> «

Во втором отрывке речь идет о необыкновенно умной школьной учительнице — простой деревенской женщине, которая решила школьникам на примере их класса показать дружбу народов в СССР. Девочка — еврейка, которая до этого понятия не имела, что такое национальность, никак не могла взять в толк, почему учительница подняла с места сначала одних детей, назвав их русскими — старшим братом, затем других ребят, сказав, что они — украинцы, а до неё очередь никак не дойдёт, хотя она учится лучше всех в классе. 

» <…>

Уже весь класс стоял. Дружная семья советских народов. Братья и сестры. Одна я сидела. Мария Филипповна сделала паузу, и пока она молчала, меня стало подташнивать. У меня даже сердце запрыгало. А кто я? Кем прихожусь им? Двоюродной сестрой? Или троюродной? А может быть, я вообще чужая? Чужеродное тело? Пришелец из космоса?
Весь класс, повернув головы, косился на меня, ожидая с любопытством, куда же учительница пристроит меня. 
— Встань, Оля, — уже без вдохновения, уставшая, пока остальных представляла, сказала Мария Филипповна. — А вот Оля, дети, — еврейка.
Что такое еврейка, я не знала. Хорошо это или плохо? И почему я не такая, как большинство детей в классе? Почему меня назвали самой последней? Ведь я учусь лучше других. И нас только двое самых лучших. Я и Федя Телятников. Почему? Почему?
Слово «еврейка», которое я услышала впервые, как ножом полоснуло меня по сердцу. Еще ничего не поняв, я нутром почуяла, что на меня поставили клеймо.
— Я — не еврейка! — крикнула я в отчаянии. Я — москвичка.»

«<…>»

О русском еврействе писали и думали не только евреи. Достаточно вспомнить русского писателя Владимира Максимова, эмигрировавшего из Советского Союза, и долгое время вплоть до своей кончины возглавлявшего известный журнал «Континент», издающийся за рубежом. 

В романе В. Максимова «Карантин» один из героев — Фима рассуждает о том, что так близко и так знакомо каждому еврею. Разговор идет о семье.

» <…>

Не смейтесь, пожалуйста, вы не знаете, что такое для еврея семя. Из еврея всю жизнь давят сок. Еврей сидит у всех в горле заместо косточки. Если еврей плохо живет, так ему, подлецу, и надо, если еврей живет хорошо, значит он грабитель и кровопийца христианских детишек. Еврей только и делает, что спекулирует, шпионит в пользу сионистов, отравляет вождей всего прогрессивного человечества. Словно еврею больше и делать нечего, а кусок хлеба ему падает неизвестно откуда. Куда еврею податься от всего этого? Я вам прямо скажу: только в семю. Семя для еврея — Брестская крепость, бомбоубежище, его кремль и его равелин. В семе еврей — Давид, Самсон, Голиаф, герой Советского Союза, Александр Матросов и Юрий Гагарин в одном лице. Пока у меня есть семя, я живу, делаю свой гешефт, считаю себя человеком.

<…>»
 

Ученые и исследователи утверждают, что многие люди порой ошибаются, считая евреев единым сплошным монолитом, которому присущи одни и те же черты характера, что-то в роде психологического «амлета». На самом деле внутри русского еврейства всегда наблюдались большие различия, которые были заметны даже во времена Советского Союза, делавшего людей безликой массой. 

В те памятные времена, когда «пятый» пункт имел особый статус и первостепенное значение, одни евреи страшно любили поговорить в узком кругу за столом о еврейской нации, но при этом боялись брать к себе на работу своих «соплеменников», здороваясь с ними еле приметным движением головы. Другие, наоборот, вопреки сложившимся устоям и существующим порядкам, не боялись помогать «своим», рискуя собственным положением.

Среди русских евреев, считают некоторые психологи, можно выделить четыре совершенно разные категории, которые абсолютно не похожи друг на друга.

Первая категория — интеллигенты в высшем понятии этого полузабытого слова. Это ученые, писатели, поэты, творческие люди, инженеры, люди любых профессий, для которых понятия честности и порядочности не пустой звук. Эту категорию людей объединяют природный ум, творческие способности, мягкость характера, доброта, сердечность, и в то же время большая принципиальность, твердость решений, выполнение данных обещаний и принятых обязательств.

Вторая категория евреев — их антиподы. В природе всё должно находиться в равновесии. Сюда смело можно отнести тех, кого в Союзе принято было называть «торгашами», хотя на самом деле это были не только торговые работники, но и те, кто работал в промышленности, других местах, включая ту же творческую деятельность и науку. Потому как дело оказывалось совсем не в деятельности человека, а в его характере. Эту категорию людей отличают жесткий нрав, алчность, жажда «наживы» ради «наживы», хитрость — в самом плохом смысле этого слова, нечестное, порой жестокое отношение к людям. Для таких людей — других не существует, есть только собственные, корыстные интересы. Любопытно, что сами евреи в узком кругу, когда никто не слышит, называют такого человека обидным словом … , добавляя при этом шепотом: «настоящий».

Третья категория — «местечковые» евреи. Это, как правило, самые обычные люди, с характерным произношением и интонацией голоса, которую трудно с чем-либо спутать. Внешне они полностью соответствуют своей записи в паспорте. Их отличает прямодушие характера, бесхитростность, приверженность нации, её традициям и культуре. Именно их описывал в своих произведениях Шолом Алейхем. Среди них немало людей простых, не хватающих «звезд с неба», или, наоборот, очень умных и даже мудрых. Настолько мудрых, что у них не возникает потребности или желания «лезть наверх». 

Четвертая /последняя/ категория евреев — не слишком многочисленная, но реально существующая. Это — бойцы. Те отчаянные, смелые ребята, которые умеют драться и не боятся постоять за себя. Они обычно никому не дают спуска, когда их самих называют «жидами». Такое деление на четыре категории, конечно, весьма условно, так как у многих представителей еврейского народа на самом деле в характере присутствуют разные сочетания этих категорий. 

При такой интересной, разноликой кампании, весьма разношерстной по своему содержанию, трудно говорить о русском еврействе как о едином, «монолитном» классе. И тут интересна статья А. Львова, напечатанная в Интернете.

Взглядом «издалека»
/или заметки «посторонних»/.

Вот некоторые наиболее любопытные выдержки из этой статьи. 

«<…>

Существуют ли русские евреи? Вопрос кажется праздный. Как бы ни оценивалась численность евреев в России — а оценивается она по-разному, от нескольких сот тысяч до нескольких миллионов, — количество их велико. Но дело не в этом. Дело в том, что лишь ничтожная доля от этого количества как-то проявляет себя доступным для наблюдения и учета образом — посещает синагоги, клубы, лектории, отдает своих детей в еврейские школы, и т.п. По разным оценкам, от 3 до 7 процентов евреев Петербурга имеют хоть какое-то отношение к тому, что можно назвать еврейской жизнью города. Остальные 93-97 процентов не имеют к этому никакого отношения. Примерно так же обстоят дела и в других крупных городах. В маленьких же городах, и особенно на Украине, доля участвующих в еврейских начинаниях доходит до 30 — 40 процентов, но и среди них большинство — просто получающие гуманитарную помощь. Конечно, эти оценки весьма приблизительны и субъективны из-за крайней расплывчатости понятий «еврейская жизнь» и «еврей»…

«

Далее в статье идет подробная, детальная оценка, происходящих явлений и процессов. После чего делаются выводы, из которых можно понять, что автор считает: «… «Еврейская жизнь» и «еврейская культура» в России все-таки существуют». Рассуждения А. Львова достаточно глубоки и логичны, а главное лишены не нужных эмоций. Ведя трудный разговор о положении «полу ассимилированного» народа, антисемитизме, ассимиляции нации, национальной культуре, автор остается «над схваткой», не вступает ни с кем в полемику.
Особенно любопытно в статье то место, где А. Львов ссылается на историка Дмитрия Фурмана, который в свою очередь комментирует результаты собственных исследований. 

Итак, слово Д. Фурману:

»

…Самое удивительное, на мой взгляд, что бросается в глаза, когда мы рассматриваем наши данные <…> — это несоответствие между очень незначительными отличиями реального содержания культуры евреев от культуры этнического большинства и значительно большими различиями в психологии и ценностных ориентациях.<…> Реальный интерес к русской культуре у евреев — даже больший, чем у русских…Так, евреи чаще, чем русские, указывают в качестве своих любимых писателей Л. Толстого, М. Лермонтова, И. Бунина, А. Чехова, Ф. Достоевского и даже, несмотря на наличие определенных тенденций, принимаемых в еврейской среде за антисемитские, А. Солженицына и В. Распутина.<…> Поразительным (хотя и вполне соответствующим, например, моим личным впечатлениям) результатом нашего опроса оказалось то, что лишь 3 человека из 40 назвали себя иудаистами, а 10 — христианами, в том числе двое — православными, остальные — «христианами вообще», без конфессиональной самоидентификации. <…> Такой картины превалирования христианства над иудаизмом не существует ни в одной еврейской общине… При общей утрате еврейской культуры принадлежность к евреям стала вроде бы в громадной мере формальной. Она сводится к таким вещам, как отметка в паспорте, фамилия, внешность, (а это тоже признак формальный, «внешний»). Тем не менее психологическое значение такой формальной принадлежности очень велико. Что же создает это психологическое значение?

<…>»

Подводя итог всему вышесказанному, бросается в глаза , что мнения самих русских евреев, по вопросу о том, существует или нет культура народа в самостоятельном виде, разделились прямо на противоположные. Одни считают, что их культура не потеряла своей самостийности. Другие убеждены, что на самом деле её трудно отделить от российской культуры, как трудно выделить березку из состава леса. И в доказательство этого приводят следующие доводы.

Во — первых, это сильная ассимиляция русского еврейства. Нация колоссально рассеянна по всей стране.

Во — вторых, отсутствуют атрибуты, присущие самостоятельной культуре нации. Да, есть танцы «хава-нагиле» и «семь — сорок», есть несколько песен на еврейском языке. Но кто, когда и где исполняет эти песни и танцы сегодня? Разве сохранились еврейские свадьбы, где всё это звучало раньше? 

В — третьих, и пожалуй это главное, отсутствие языка. На «идиш», который имеет лишь разговорный диалект, говорят только пожилые люди, да и то не так часто. Молодежь к его изучению и раньше не проявляла слишком большого рвения, а уж тем более в наше искрометное время. На «иврите», имеющем разговорную речь и письменность, в России вообще никто не разговаривает.

Однако, все это совсем не означает, утверждают приверженцы радикальной точки зрения, что еврейский камерный ансамбль должен завтра взять и умереть на радость многим. И если трудно выделить березку из состава леса, то это также не означает, что в лесу нет ни березовой рощи, ни соснового бора.

Высказанные полярные точки зрения объединяет общее начало. Все сходятся на том, что российскую культуру при любом раскладе невозможно представить без русских евреев. Райкина и Жванецкого, Френкеля и Фельцмана, Раневской и Быстрицкой, Мейерхольда, Дунаевского, Галича, Мандельштама, и многих, многих других. А Александр Кушнер, Иосиф Бродский, Давид Ойстрах? Они вообще существуют вне государства. Их обитель — мировая культура. 

В какой-то мере, разные мнения может примирить случай из жизни Леонида Осиповича Утесова. Как — то раз на своем концерте он спросил зрителей: «На каком языке вам петь — русском или еврейском? Кто — то закричал: » на русском…», кто — то: «на еврейском…» Немного задумавшись, артист сказал: «Хорошо, пусть это будет «ди шварце кошке, мит вайсе хвост». А Утесов был тонким знатоком человеческих душ. 

Лазарь Модель.