Русские летописи: Никоновские летописи (отрывки)

Отражение истории Казанского ханства в Никоновской (Патриаршей) летописи.

Свое название Никоновская летопись получила по одному из списков, принадлежавших известному церковному деятелю XVII века патриарху Никону. Летописный свод, которому в научной литературе присвоено наименование Никоновского, был составлен в конце 20-х годов XVI века митрополитом Даниилом Рязанцем и являлся значительным событием в русской средневековой историографии, оказавшим большое влияние на последующее летописание. Активный интерес к памятнику объясняется в первую очередь тем, что он представляет наиболее полный свод сведений по русской истории и отчасти по истории соседних народов, донесший в своем составе целый комплекс данных, неизвестных по другим источникам.

Памятник введен в научный оборот В. Н. Татищевым, которому принадлежит и название летописи. Перечисляя «списки и манускрипты», использованные при написании «Истории Российской», В. Н. Татищев упомянул и «Никоновский», или летописец Воскресенского монастыря, подписанный «рукою Никона патриарха» и доведенный до событий 1630 года. 1

Первая публикация летописи (по использованной Татищевым рукописи) была осуществлена А. -Л. Шлецером и С. Башиловым в 1767-1792 годах в Санкт-Петербурге 2. Список также был назван Шлецером «Никоновым», и с тех пор в научной литературе название это закрепилось за всей летописью.

При издании Никоновской летописи в составе «Полного собрания русских летописей» (тома IX-XIV. -СПб.,1862-1910) были привлечены новые ее списки. В основу издания был положен известный еще А.-Л. Шлецеру Патриарший список, составленный по заказу митрополита Макария в 50-х годах XVI века со вставками из Воскресенской летописи и «Летописца начала царства царя и великого князя Ивана Васильевича». [64]

Дальнейшее изучение Никоновской летописи длительное время шло в русле анализа ее источников, Мы можем назвать работы «Обозрение летописных сводов Руси северовосточной» И. А. Тихомирова (1898), «Палеографическое значение бумажных водяных знаков» Н. П. Лихачева (1899), «К вопросу о Никоновском своде» С. Ф. Платонова (1902), «Разыскания о древнейших русских летописных сводах» (1908) и «Обозрение русских летописных сводов XIV-XVI вв. » А. А. Шахматова (1930), «Заметки о Никоновской летописи» Н. Ф. Лаврова (1927), «Никоновский летописный свод. Иоасаф, как один из его составителей» С. П. Розанова (1930), «Русские летописи и их культурно-историческое значение» Д. С. Лихачева (1947) и другие.

Названные исследования выявили не только круг источников Никоновской (Патриаршей) летописи, но и ответили на сложные вопросы о месте создания летописи, личности ее составителя, общественно-политической направленности данного свода, уникальности некоторых его известий, истории формирования позднейших списков свода и т. д.

Данные, полученные о составителе-редакторе Никоновской летописи, полностью согласуются с личностью Даниила (Как глава русской церкви, митрополит Даниил занимал высокое и ответственное положение в государстве, позволявшее ему получать доступ ко всем старинным книгам и архивным документам. Его активное участие в составлении общерусского летописного свода, проникнутого тенденциозностью в толковании многих исторических событий, становится понятным, если учесть, что Даниил проявлял постоянный интерес к политике (в частности, всецело поддерживал экспансионистскую политику светских русских правителей, направленную против Казанского ханства) и был воинствующим церковником ортодоксального направления (речь идет о борьбе с ересью, о защите имущественных интересов церкви и т. д.), ко всему Даниил был крупнейшим писателем своего времени, образованным и широко начитанным), занимавшего митрополичий престол в 1522-1539 годах.

По мнению исследователей, в тексте данного памятника необычайно выпукло отразились взгляды митрополита Даниила на важнейшие вопросы внутренней и внешней политики Русского государства 20-х годов XVI века. Их можно сгруппировать по следующим направлениям: защита имущественных интересов митрополичьей кафедры, взаимоотношение светской и духовной властей, борьба с ересью, интерес к истории Рязанского княжества, русско-литовские отношения, борьба Руси с Казанским ханством.

Остановимся вкратце на последнем. В 20-х годах XVI века в Москве остро стоял вопрос о выступлении против татар, в частности — против казанских татар. Во время похода 1523 года по распоряжению Василия III в устье Суры был сооружен город-крепость Васильсурск, который стал первоначальным плацдармом для наступления на Казань. О том, что митрополит Даниил всецело поддерживал наступательную политику великого князя в отношении Казани, видно из следственного дела Берсеня Беклемишева и Федора Жареного. Берсень показывал: «Яз у митрополита был и сидел есми у него один на один, и митрополит великому князю велику хвалу въздает, что город поставил, тем деи городом всю землю Казанскую возмет» 3. Но в 1524 году казанский хан Сахиб-Гирей (джучид из крымской династии Гиреев), преследуя геополитические цели, признал себя номинальным вассалом Турции и объявил Казанское ханство «юртом» турецкого султана. Послу султана Искандеру было тогда заявлено в Москве: «Изначала на тот юрт царей сажаем мы из своих рук» и «то изначала юрт государя нашего» 4. В дипломатических документах того времени Василий III именовался полным титулом, в котором он, в частности, значился «князем Болгарским». Чтобы доказать «изначальность» власти русских князей над Казанью, в Никоновскую летопись были введены не находящие аналогов в других известных источниках сообщения, что якобы еще легендарный Кий «на Волжскиа и Камскиа Болгары ходив и победи» 5, а в «лето 6505 (997. – Б. Х.) ходи Володимер на Болгары Воложскиа и Камские и, одолев плени их» 6. По мнению Б. М. Клосса, «введение (в состав Никоновской летописи. — Б. Х.) известий о походах на волжских болгар вполне объясняется интересами той наступательной политики в отношении Казани, которую проводило московское правительство в 20-х годах XVI века, когда составлялась Никоновская летопись» 7. В частности этим, на наш взгляд, можно объяснить постоянное [65] напоминание летописи, что «болгары» — это те самые, «иже ныне глаголются Казанцы». Отождествление болгар и казанцев имело целью доказать, что Казань должна принадлежать России.

Сходную цель преследует составитель Никоновской летописи, сообщая о якобы имевших место событиях 990 года. Приведем этот отрывок полностью: «В лето 6498. […] Того же лета посла Володимер философа, нарицаемого Марка Македонянина, в Болгары, иже есть во Агаряны, иже Измаилтене глаголются и Срацини, яко от Сарры наречени от свободный, яко Агарь раба бяше Сарре, и по многих именований и бесермени нарицаются, и Тотари, и друзии имена их демонскиа, сице глаголя: «яко приходиша ко мне прежде, егда еще не просвещен бехъ верою православною, хваляще свою веру скверную 8   […] ты же иди к ним, и проповежь им слово Божие, яко да веруют в Господа Бога и Спаса нашего Исуса Христа, и да крестятся божественным его крещением, и с нами единоверии и единосветни будуть, и небесных благых получат [.,.]. » Философ же иде в Болгары, и много глаголав им слово Божие. […] Того же лета приидоша из Болгар к Володимеру в Киев четыре князи, и просветишася божественым крещением; Володимер же чествова их и много удовольствова» 9. Мы не ставим полностью под сомнение данное сообщение Никоновской летописи. Однако, эта информация сильно настораживает. Вполне возможно, что за ней кроется воинствующая миссионерская идеология русской церкви, открыто-агрессивно проявившая себя до и, в особенности, после завоевания Казанского ханства. Включение этой информации в Никоновский свод митрополитом Даниилом — это целенаправленное проведение идеи о естественном принятии христианства казанцами, как прямыми потомками крещеных булгарских князей. Вот где корни воинственного миссионерства Ивана Грозного, Луки Канашевича и других! 10

Какое же отражение в Никоновской летописи находит история Казанского ханства?

Вниманию читателей предлагаются выдержки из оригинальной части Никоновской летописи, касающиеся Казанского ханства и содержащиеся в «Полном собрании русских летописей» 1862-1910 годов издания. Оригинальная (в смысле — подлинная) часть Никоновской летописи 11 заканчивается сообщением 7028 (1520) года. Далее в списках меняется почерк и характер рисунков, появляются структурные изменения (текст «разбит» не только по годам, но и по главам, объединяющим сообщения за несколько лет) и т. д. Все это говорит в пользу того, что события, отраженные в Никоновской летописи после 1520 года — результат работы иных авторов.

Вступительная статья и документ к публикации подготовлены Булатом Хамидуллиным.

Фрагменты издания Никоновской летописи

В лето 6946 (1438 (Разница в летоисчислении равна 5508 годам, а год в старом русском календаре начинался 1 сентября )) […] — О Махмете царе. Toe же осени прииде царь Улу-Махмет Болшиа Орды к граду к Белеву и сяде в Белеве, бежав от брата своего от Кичи-Ахметя царя Болшиа же Орды. — Toe же осени, месяца Ноября, посла на него князь велики Василей Васильевич дву князей, князя Дмитреа Шемяку Юрьевичя да брата его князя Дмитреа Краснаго Юрьевичя, и прочих князей множество, с ними же многочислени полки, а царь вмале тогда сущу. Идущим же им к Белеву, все пограбиша у своего же православнаго христианства, и мучяху людей из добытка, и животину, биюще, назад себе отсылаху, и неподобнаа и сквернаа деаху. Пришедшим же им к Белеву, и царь убоявся, видев многое множество полков Русских, начят даватися во всю волю князем Русским, Они же не послушаша царевых речей; наутри же исполчившися Русстии полци, поидоша к городу; и Татарове выидоша противу их, и бысть им бой силен, и поможе Бог христианом, побиша Татар много, зятя царева убиша и князей много и Татар, и в город въгнаша их. Убиен же бысть тогда в городе князь Петр Кузьминской да Семен Волынец; гнашабося те за Татары и до половины града, а прочии вой от града възвратишася. Наутрииже же послал царь ко князем Руським и воеводам зятя своего Елибердея да дараг князей Усеяна Сараева да Усень-Хозю; а к ним приехали на зговорку Василей Ивановичь Собакин да Ондрей Федоровичь Голтяев. И рекоша Татари к ним: «Царево слово к вам: даю вам сына своего Мамутяка, а князи своих дают в закладе на том: дасть ми Бог буду на царстве, и доколе буду жив, дотоле ми земли Русьские стеречи, а по выходы ми не посылати, ни по иное ни по что». Они же того не възхотеша; князи же Татарстии реша воеводам великого князя: «а сего ли не хотите? озритеся назад». Они же, посмотривше за себе, видеша своих бежащих, гонимы никим же. И превъзношениа ради нашего и за множество съгрешений наших, попусти Господь неверным одолети многому въиньству православным христианом; яко неправедне бо ходящим нашим и свое христианьство преже губящим, и худое оно малое безбожных воинество соодоле и изби, яко единому Агарянину десяти нашим и выше того одолети. Князи же болшие убегоша здрави; бысть же сие месяца Декабря в 5 день […]

В лето 6947 (1439) […] Махмут приходил к Москве. Того же лета Махмут царь приходил к Москве, месяца Июля в 3 день в пяток, со многими силами безвестно. Князь велики же Василей Васильевичь въсхоте ити [67] противу ему, но не после собратися; пошед же паки, и виде мало своих и, възвратився, иде за Волгу, а на Москве остави воеводу своего князя Юрья Патрекеевича с безчисленным Христиан множества. Царь же Махъметъ, пришед под Москву и стояв 10 дней, поиде прочь, граду не доспев ничтоже; а зла много учини земле Русьской и, идучи назад, досталь Коломны пожегл и людей множество пленил, а иных изсекл […]

В лето 6953 (1445) […] — Тоя же осени воеваша Татарове Мордву (о каких татарах идет речь не ясно — Б. Х.). — Тоя же зимы царь Улу-Махметъ приходил ратью к Мурому из Новагорода из Старого из Нижняго, и князь велики Василей Васильевичь поиде противу его, и царь възвратися бегом в Новъгород Старой […] А князь великий Василей Васильевичь пошел тогда противу Татарскаго царя Улу-Махметя к Мурому, и много христиан от мраза изомре, а иных Татарове избиша, а землю пусту сотвориша. И пособи Бог великому князю Василию, и побегоша Татарове в Нижний-Новъгород Старой, отнюдуже пришли, а инии избиени быша. — От инаго Летописца о том же […] — Князь великий ходил ратью на царя Улу-Махметя. А тогды князь великий Василей Васильевичь пошел со всею братьею к Володимерю […] и со всеми князи своими и з бояры и с воеводами и с всеми людми противу царя Улу-Махметя; пришед бо сел в Новгороде в Нижнем Старом. Прежде бо сего пришел ис Поля, согнан з Болшиа Орды от брата своего Кичи-Ахметя, и прииде к Белеву и сядеся в Белеве. И князь велики послал на него князей и бояр и воевод своих, и Бог попустил за грехи наша, многих наших Татарове побили, а Татар было тогда добре мало. Из Белева поиде царь к Новугороду к Нижнему и засяде Новъгород Нижней Старой, и тако зла от него много бываше; и из Новагорода из Нижнего из Старого поиде к Мурому. Слышав же то князь великий Василей Васильевичь, и взя крещение в Володимере и поиде противу его со всею братьею и со всеми людми к Мурому. Царь же Улу-Махмет, слышав, възвратися бегом к Новугороду к Нижнему Старому, в немъже живяше. А преднии полци великого князя биша Татар под Муромом и в Гороховце и во иных местех, а царь седе в Муроме; а Татарове в то же время, коли царь под Муром ходил, Jlyxe воевали. И князь велики, взвратився, иде к Суздалю, а оттоле иде к Володимерю, а из Володимеря прииде на Москву в пяток великий вечере. -Того же лета знамение велие сотворися в граде Суждале, в церкви соборней пречистыа Богородици. — О побоищи под Суздалем. Тоя же весны прииде весть к великому князю Василью Васильевичю на Москву, что отпустил на него царь Улу-Махмет детей своих, Мамутяка да Ягуба, из Новагорода из Нижнего из Старого, где седяше. Князь же великий, заговев Петрово говейно, поиде противу их с Москвы ратию. Пришедшу же ему в Юрьев, и ту прибегоша к нему воеводы Новогородскиа, князь Феодор Долголдов да Юшка Драница, град нощию зжегше и сами ночию избежавше, понеже бо изнемогоша з голоду великаго: что было запасу хлебнаго, то все переели, и уже терпети не мочно голоду и истомления от Татар, и тако нощию, зжегше град, избежаша. Князь же великий Василей Васильевичь взя Петров день в Юрьеве и из Юрьева поиде к Суздалю. Тогда пришли к нему братиа его из отчин своих […] и иныа многиа воеводы и люди приидоша к нему. Прииде же князь великий Василей Васильевичь близ Суздаля града з братиею своею и с всею силою, и сташа на реце на Каменке, месяца Июля в 6 день, во Вторник […] И бысть утро, и уже солнцу възшедшу, и князь великий воста и повеле завтреню пети, в среду, месяца Июля в 7 день. И по заутреней възхоте князь великий еще поопочинути, и в той час прииде к нему весть, что Татарове Нерль-реку бродятся. Он же начят по всех станех разсылати, а сам часа того начя на себя доспех класти и, знамена подняв, поиде противу Татар. А братиа его […] за ним поидоша; и все князи и бояря и воеводы и все полци за ним [68] поидоша, одеявшеся кождо в доспехи своя, и поидоша усердно вси противу Татар. И выступиша на поле, и немного бяше воинства их, точъю с полторы тысящи, понеже бо князей всех полци не успеша совокупитися, ниже царевичю Бердедату не успевшу к великому князю приити: ту бо нощь в Юрьеве начевал. А князь Дмитрей Шемяка и не пришел, ни полков своих не прислал. Вышедшим же им на поле близ Ефимъева монастыря по левую сторону, и ту сретошася с окаанными Агаряны; бе же их множество много пред христианскими полки. Сразившемжеся им, и начяша преже полци великого князя одоляти, а Татари побегоша; наши же овии погнаша по них, а инии сами побегоша, друзии же начата уже избитых Татар грабити; а Татары паки възвратишася на христиан, и тако одолеша им. Князя же великого самого руками яша, такоже и князя Михаила Андреевича и прочих многих князей и бояр и детей боярских и прочих вой […] Сие же зло случися над христианы Июля в 7 день, в среду. Много же бе тогда и Татар избито, боле пятисот, а было их полчетверты тысящи. Татари же ходив в погоню и много избиша и изграбиша, а села пожгоша, люди изсекоша, а иных в плен поведоша. А царевичи сташа в монастыре Евфимиеве, и ту снемъше с великого князя кресты его телники, и послаша на Москву к матери его великой княгине Софии и к его великой княгине Марии с Татарином Ачисаном. И якоже прииде той на Москву, и бысть плач велик и рыдание много не токмо великим княгиням, но и всему христианьству. А Татари стояху в Суздали три дни, поидоша к Володимерю и, перешед Клязму, сташа противу града, а ко граду не припущали, но поидоша к Мурому, а оттоле к Новугороду к Нижнему […] — Того же лета по Оспожине дни, Августа 25, царь Улу-Махмет з детми своими и со всею Ордою своею поидоша из Новагорода к Курмышу, а князя великого с собою поведоша […]

О отпущении великого князя с Курмыша. Во лето 6954 (1446) царь Улу-Махмет и сын его Мамутяк великого князя пожаловали: утвердив его крестным целованием, что дати ему с себя окупъ, сколко может, и отпустиша его с Курмыша на Покров пресвятыа Богородици, Октября 1, и князя Михаила с ним, и прочих, колико с ним их было. Да с ними послали послов своих, многих князей, со многими людми, князя Сеит-Асана, и Утеша, и Кураиша, и Дылхозю, и Айдара, и иных многих […]

В лето 6955 (1447) […] Пришедшим же им в Елну, и ту стретошася с ними Татарове и начаша меж себя стреляти. Посем же Татарове начата Руси кликати: «вы кто есть?» Они же отвещаша: «москвичи, а идем с князем Василием Ярославичем искати своего государя, великого князя Василья Васильевичи; сказывают уже его выпущена; а вы кто есте?» Татарове же рекоша: «а мы пришли из Черкас с двема царевичема Махметевыми детми, с Кайсым да с Ягупом: слышали бо про великого князя, что братия над ним израду учинили, и они пошли искати великого князя за преднее его добро и за его хлеб; много бо добра его до нас было». И тако сшедшеся и укрепившеся меж себя, поидоша вкупе, ищущи великого князя, како бы помощи ему […]

В лето 6956 (1448). В говение Филипово царь Казанский Мамутек посла всех князей своих со многою силою воевати отчину великого князя, Володимерь и Муром и прочая грады. Слышав же то, князь великий Василей Васильевичь посла противу их воиньство свое […] (Данное сообщение отсутствует во многих списках Никоновской летописи, имеется лишь в Голицынском списке)

vostlit.info/Texts/rus17/Nikon_let/text1.phtml?id=8077