Написал(а) Семен Довжик: На идише и на рояле
ПИАНИСТ И ВУНДЕРКИНД ЕВГЕНИЙ КИСИН — О СПИВАКОВЕ, ЛЮБВИ К ИДИШУ, СТИХАХ ОТ СЛУШАТЕЛЕЙ И ИЗРАИЛЬСКОМ ПАСПОРТЕ.
С.Д.: Вы обладаете феноменальной памятью, будучи школьником, однажды даже выучили целый учебник по химии. Это врожденное или же вы это культивировали?
Е.К.: Нет, не культивировал. То, что мне интересно, я запоминаю на много лет, а вот тот учебник по химии я специально выучил, сдал экзамен на пятерку — и сразу же все забыл.
Семен Довжик: Немалую роль в вашей жизни сыграл Владимир Спиваков. Расскажите о ваших отношениях с ним?
Евгений Кисин: С Владимиром Теодоровичем я познакомился, когда мне еще не было тринадцати. Вскоре после моего дебюта с двумя концертами Шопена в Большом зале Московской консерватории Спиваков стал постоянно приглашать меня выступать со своим замечательным оркестром «Виртуозы Москвы» в качестве солиста. Мы объездили немало городов и стран, играли концерты Моцарта, Шостаковича, Гайдна, сделали несколько совместных записей. Когда меня не хотели выпускать за границу, именно Владимир Теодорович добился, чтобы я поехал с «Виртуозами» на гастроли в Венгрию. Когда же друг и многолетний партнер Спивакова пианист Борис Бехтерев решил покинуть Советский Союз, Владимир Теодорович купил у него небольшой рояль «Стейнвей» и подарил его мне. Правда, этот рояль был очень старенькой и хрупкий, а я в те годы, как это обычно бывает у молодых пианистов мужского пола в переходном возрасте, любил по клавишам «поколачивать» и потому постоянно рвал струны; стейнвейевских же струн в Советском Союзе, разумеется, достать не было никакой возможности, так что мне приходилось спиваковский подарок беречь. Занимался я на «Эстонии», которую, благодаря помощи Тихона Николаевича Хренникова, Музфонд бесплатно давал мне напрокат.
С.Д.: Каков ваш круг общения сейчас?
Е.К.: Друзья — это неотъемлемая и очень важная часть моей жизни, и именно друзьям я посвящаю значительную часть моего свободного времени. У меня хорошие отношения с разными известными музыкантами, но самые близкие мои друзья — люди неизвестные и в большинстве своем даже не музыканты. Для меня совершенно необязательно, чтобы мой друг был музыкантом по профессии; важно, чтобы он любил и ценил музыку.
С.Д.: Расскажите подробнее о вашей семье.
Е.К.: Родители мои москвичи, бабушка с дедушкой по папиной линии родились в Гомеле, дедушка по маминой линии — в местечке Коханово под Оршей, а бабушка — в местечке Старая Ушица под Каменец-Подольском. Папа был инженером, много лет работал начальником цеха на ракетном заводе. Мама преподавала фортепиано в районной музыкальной школе. Сестра Алла — пианистка, закончила ЦМШ. Дедушку по отцовской линии я не знал, он умер, когда мне было всего три года, с бабушкой общался мало, а вот с бабушкой и дедушкой по маминой линии я был близок, в детстве каждое лето проводил с ними на даче. Дедушка работал мастером на машиностроительном заводе (в войну этот завод выпускал танки), а бабушка — бухгалтером.
С.Д.: C чего началось ваше увлечение идишем?
Е.К.: Когда я в детстве каждый год проводил лето на даче с бабушкой и дедушкой, то слышал, как они говорили на идише. Став постарше, я захотел выучить этот язык.
Я с детства любил декламировать стихи, и в начале 2000-х годов получил предложение дать поэтический вечер для небольшой аудитории на фестивале в Вербье. Я читал стихи на русском и идише, вечер имел большой успех, и несколько лет спустя на фестивале в Монпелье я дал поэтический вечер совместно с Жераром Депардьё: я читал русские и еврейские стихи в оригинале, а Депардье — в переводе на французский.
Я перевел на идиш несколько моих любимых русских песен: «Балладу о борьбе», «Песенку про белых медведей», «Песню про зайцев», «Московские окна», «Лесного оленя», «Крылатые качели» и другие. И лишь затем начал писать собственные тексты на идише. А вот идея записи компакт-дисков идишской поэзии принадлежала еврейскому писателю, бывшему многолетнему главреду газеты «Форвертс» Борису Сандлеру, с которым мы дружим уже много лет.
С.Д.: Вам довелось общаться с многими знаменитостями, не только из мира музыки. Кто из них произвел на вас самое сильное впечатление?
Е.К.: Если выбрать и назвать только одного человека, то это, пожалуй, Владимир Буковский. Помимо уникального героического прошлого Владимира Константиновича, это человек огромного ума, и когда общаешься с ним, это чувствуется буквально в каждом его высказывании на любую тему.
C.Д.: Вы социально активный человек, периодически подписываете разного рода петиции, высказываетесь по актуальным вопросам. Какие темы или социальные проблемы вас больше заботят, вызывают отклик и тд.?
Е.К.: Самые разные. Например, запрет на развод в Ирландии; празднество в Китае, на котором поедают тысячи собак (недавно я подписал петицию, адресованную немецкой авиакомпании «Люфтганза», с призывом не транспортировать собак на это «празднество»); попытки Европарламента запретить обрезание с одной стороны и штрафы для женщин за отказ сделать обрезание своему ребенку, назначаемые израильским раввинатом — с другой; разные экологические проблемы.
С.Д.: Вы открыто высказываетесь в поддержку Израиля, что отличает вас от значительной части еврейской интеллигенции. Не боитесь, что эта позиция может вам аукнуться?
Е.К.: Не только не боюсь, но буду счастлив и горд, если это произойдет. Несколько лет назад в своем письме Натану Щаранскому с просьбой дать мне израильское гражданство я, в частности, писал, что когда я читаю о дебошах на концертах Израильского филармонического оркестра и Иерусалимского квартета в Лондоне, мне хочется, чтобы то же самое происходило и на моих концертах, потому что судьба Израиля — это моя судьба, и враги Израиля — мои враги.
С.Д.: Как вам кажется, почему многие представители творческой интеллигенции предпочитают дистанцироваться от своего еврейства, определяя себя как космополитов, граждан мира, представителей русской культуры или как-то еще?
Е.К.: Не могу говорить за других людей. Думаю, что это зависит от каждого конкретного человека. Одни евреи больше ощущают связь со своим народом, другие меньше, третьи не ощущают вовсе. Для меня лично такая связь — огромное счастье.
У нас дома до сих пор хранится листок бумаги, который кто-то передал моим родителям во время моего дебюта в Большом зале Московской консерватории в 1984-ом году, когда я сыграл два фортепианных концерта Шопена в один вечер; на этом листке напечатано стихотворение. Вспомним: глухое «застойное» время, в стране процветает государственный антисемитизм, в народе само слово «еврей» воспринимается как слегка неприличное, которого следует избегать, — и вот кто-то вручает мне, 12-летнему мальчику, такие стихи:
Жене Кисину
Познав искусство и природу,
он был всегда судьбой гоним.
Хвала еврейскому народу!
Я преклоняюсь перед ним!
За их терпенье, ум и нравы,
за несгибаемость в труде,
за гений, что рождён по праву
в еврейской праведной среде.
И ныне возвестила миру
еврея-мальчика рука,
что новый гений, став кумиром,
шагнул в грядущие века!
Валентин Хопров.
У меня до сих пор каждый раз слезы в душе и на глазах, когда я вспоминаю это. Думаю, что эти стихи, сам факт их написания (тем более в такое время в такой стране) красноречиво говорит о том, как обкрадывают самих себя те наши соплеменники, которые дистанцируются от своего еврейства.
С.Д.: В торжественной обстановке вам было присвоено израильское гражданство. С каким паспортом вы теперь путешествуете?
Е.К.:. По Америке — с британским, поскольку в нем стоит моя американская виза, а по Европе — с израильским. И когда первый раз путешествовал с израильским паспортом, действительно почувствовал это «я достаю из широких штанин»…
С.Д.: Сложно удержаться от следующего вопроса: кто вы теперь? Россиянин, израильтянин, еврей, русский, гражданин мира?
Е.К.:Каждое из этих определений правильно. Только не «русский», а «русский еврей».
Источник: https://youtu.be/T_M5-qthA8w?list=PLwxkiU8Bte8oqFgEJ7gXakZY_8UXlFkGA
