SVETA SHIKHMAN

Татьяна Шабаева: Академик Николай Каверин рассказал «РГ» о своем отце — писателе Вениамине Каверине и его легендарном романе

65 лет назад, в 1946 году, Сталинскую премию получил роман, в котором практически не было упоминаний о Партии, Комсомоле, Вожде. Зато вот уже семьдесят лет эту великую книгу читают и любят и взрослые, и дети. Во многом благодаря ей сохраняется память о героическом освоении русских северных земель, которое не раз заканчивалось трагедией.
Это роман Вениамина Каверина «Два капитана». Интересно, насколько разнообразным было творчество Вениамина Александровича. По признанию его сына, академика РАМН Н. В. Каверина, в разные периоды стиль и замысел прозы Вениамина Каверина был настолько своеобразным, что могло показаться, будто они написаны разными людьми. Мы побеседовали с Николаем Вениаминовичем о творчестве его отца и о том, почему сам он посвятил жизнь не литературе, а биологии и медицине.

Российская газета: В прошлом году на Земле Франца-Иосифа были найдены следы пропавшей береговой партии группы Альбанова, в том числе дневники, в которых описывался дрейф шхуны «Св. Анна», этим замкнулась тема дневников штурмана Климова из «Двух капитанов». А на протяжении всего советского ХХ века пропавшую экспедицию даже не искали. Что побудило Вениамина Каверина взяться за этот сюжет?

Николай Каверин: В романе ведь описана не просто экспедиция Брусилова. У капитана Татаринова было сразу несколько прототипов. Сам он похож, пожалуй, больше на Седова, а приписанное ему открытие Северной Земли на самом деле было сделано экспедицией Вилькицкого, которая никаких бедствий не терпела. Вот из трех разных экспедиций и сложился замысел. «Два капитана» в одном томе вышли еще до войны, в 39-м году, и задуман роман был в тридцатые годы.

РГ: Какая книга отца вам больше нравится? Вы любили в детстве его сказки?

Каверин: Трудно ответить на этот вопрос. У него были разные периоды — настолько, что казалось, будто работают разные писатели. «Скандалист», «Два капитана» и «Перед зеркалом» — все хороши по-своему. Что касается сказок, то он только сказку «О Мите и Маше…» написал, когда я был в том возрасте, для которого она создавалась. Потом я уже был старшим школьником, студентом.

РГ: Вы узнаете в ком-нибудь из героев «Двух капитанов» себя, своих сверстников, друзей?

Каверин: В «Двух капитанах» — нет, это, все-таки, другая эпоха. В основу биографии Сани Григорьева положена биография генетика Лобашева. Это он был «слухонемой», как Саня: слышал, но не мог говорить. Кроме того, был летчик Самуил Клебанов — погиб во время войны, его биография тоже отчасти была заимствована. Но моих знакомых в «Двух капитанах» нет. Вот фамилия Татьяны Власенковой в «Открытой книге» — это фамилия мальчика, с которым я учился в одном классе. Прототип Дмитрия Львова оттуда же — это, конечно, Лев Александрович Зильбер, старший брат В.А. Каверина.

РГ: Роман «Два капитана» был громогласно популярен, я не знаю ни одного человека, которому он не нравился бы. Вениамин Александрович получал письма от читателей?

Каверин: Да, он получал письма и отвечал на них. Но в действительности, когда книга вышла, она подверглась серьезной критике.

РГ: Но книга ведь получила Сталинскую премию?

Каверин: Да, после того, как она получила премию, осуждения уже быть не могло. А до этого была резкая критическая статья Веры Смирновой. Я не помню, за что именно она критиковала роман. Возможно, за то, что там не отражена роль Партии и Комсомола, практически нигде не упоминается Сталин.

Интересно, что роман «Два капитана» был выдвинут на Сталинскую премию первой степени, а получил премию второй степени. Передвинуть его мог только один читатель, как и присудить премию. Видимо, у него было неоднозначное отношение к этому роману.
Историю выдвижения я, к сожалению, не знаю. Этими вопросами в нашей семье занимается моя племянница, она — филолог. Мы с сестрой оба медики, пошли по стопам не нашего отца, а, скорее, его героев.

РГ: Получение премии каким-то образом изменило жизнь вашей семьи?

Каверин: Вениамин Александрович на эти деньги купил разборный щитовой финский домик. В то время мы жили в Ленинграде, и он не мог получить в Переделкино литфондовскую дачу, ее тогда давали только московским писателям. А он хотел жить в Переделкино летом, поэтому взял у сельсовета в аренду участок земли и, вот, купил этот домик. Потом уже надстроил второй этаж, пристроил веранду, гараж. И получилась наша дача. Там и сегодня сохраняется его кабинет.

РГ: У Вениамина Александровича были трудности, связанные с необходимостью подстраиваться под советскую действительность?

Каверин: Например, разгрому подвергся роман «Художник неизвестен», который вышел в 1931 году. О нем писали как о вылазке классового врага. Четырнадцать статей — и все разгромные — были откликом на первый том «Открытой книги», и он тогда его очень сильно менял. Потом восстанавливал.

Надо сказать, что репрессии тридцатых годов были произвольны, неизбирательны, и им подверглись даже некоторые из критиков, осуждавших Каверина, а его самого не тронули, хотя Лев Зильбер был арестован и довольно много времени провел в лагерях. Вениамин Александрович за него хлопотал.

В 1967 году он подготовил для Съезда Союза писателей речь о состоянии советской литературы, которое считал неудовлетворительным. Он считал неправильным искусственно делать из литературы идейное оружие партии. Но ему не дали эту речь произнести. Сегодня она опубликована.

Вообще в это время он подписывал много открытых писем — в защиту Синявского и Даниэля, выступал за публикацию «Ракового корпуса» Солженицына, в защиту Жореса Александровича Медведева, когда того поместили в Калужскую психиатрическую больницу, ездил к нему в Калугу. Столько всего подписал, что было время, когда его вообще не печатали и не переиздавали.

РГ: Книги Вениамина Александровича довольно часто экранизировались. Какая экранизация по душе вам? Какое участие принимал В. А. в этих постановках?

Каверин: Он часто сам писал сценарий, с ним консультировались режиссеры. Не могу сказать, что какая-либо из экранизаций мне очень нравится. Хотя актерский состав и в первой, и во второй экранизации «Двух капитанов» хороший. Тут ведь нет обязательной корреляции. Среднее произведение может стать основой для великого фильма. И, наоборот, сплошь и рядом мы видим слабые экранизации замечательных книг.

РГ: Видели вы на сцене мюзикл «Норд-Ост»? Нравился ли он вам? Как бы вы отнеслись к возможности его восстановления?

Каверин: Конечно, видел. Я на премьере был. Мне, в общем, понравилось. Хотя Вениамин Александрович этого не любил. Если он мог пресечь попытку сделать из «Двух капитанов» оперу, он ее пресекал. Но мы с сестрой посмотрели, и нас ничего особенно не резануло. Против восстановления я бы, во всяком случае, не возражал.

РГ: Каким вы помните Юрия Николаевича Тынянова?

Каверин: Он умер в 1943 году, мне было десять. Я его помню очень хорошо, он был мягкий, добрый человек. Но он был человек очень больной, я никогда не видел его здоровым — всегда с палочкой, ходил с трудом. Во время войны мы вместе были в эвакуации, в Перми. Отец был военным корреспондентом «Известий», сначала на Ленинградском фронте, потом — на Северном флоте. Вернувшись в Москву, Юрий Николаевич очень быстро умер. Вениамин Александрович его очень любил и как писателя ставил намного выше, чем себя.

РГ: А почему вы стали заниматься медициной?

Каверин: Вообще-то я хотел заниматься биологией. Ею я и занимаюсь в Институте вирусологии, где у меня в лаборатории нет ни одного человека с медицинским образованием, кроме меня. Одни биологи и химики. Тогда, в пятидесятые, когда я учился, еще продолжались гонения на генетиков, но уже было ощущение, что это не может долго длиться. Очень уж явная дискриминация целой научной области. А в гуманитарной сфере, тесно связанной с идеологией, такого ощущения не было.

РГ: Какие основные проблемы российской медицины вы сегодня видите?

Каверин: Я ведь занимаюсь не непосредственно медициной, а, скорее, фундаментальной медицинской наукой. Мы накапливаем знания о вирусах, которые потом, возможно, станут полезны. То, что медицинская наука у нас недофинансируется, ни для кого не секрет, хотя апокалипсических соображений на этот счет я не разделяю. Моя лаборатория функционирует в обычном режиме, хотя в девяностые годы было время, когда мы зимой работали в неотапливаемых помещениях. С другой стороны, появились возможности, которых раньше не было: международные контакты. Меня вообще за границу впервые выпустили в 90-м году, и я проработал год в США и год в Германии. Это было полезно для научной деятельности.

РГ: Как возник девиз Сани Григорьева: Бороться и искать, найти и не сдаваться?

Каверин: Это фраза из стихотворения Альфреда Теннисона, эпитафия на могиле исследователя Антарктики Роберта Скотта, который дошел до Южного полюса, но на обратном пути погиб.

ДОСЬЕ «РГ»

Вениамин Александрович Каверин родился 6 (19) апреля 1902 года в Пскове в семье капельмейстера 96-го пехотного Омского полка Абеля Абрамовича Зильбера и его жены — урожденной Ханы Гиршевны (Анны Григорьевны) Дессон, владелицы музыкальных магазинов. Старшая сестра Каверина — Лея Абелевна Зильбер (в замужестве Елена Александровна Тынянова, 1892-1944) — вышла замуж за его друга детства, писателя и филолога Ю. Н. Тынянова. Старший брат Каверина — крупный советский вирусолог Л. А. Зильбер (1894-1966). Кроме того, в семье росли еще трое старших детей — Мирьям (в замужестве Мира Александровна Руммель, 1890-й, после 1988-го — жена первого директора Народного дома им. А. С. Пушкина Исаака Михайловича Руммеля), Давид, впоследствии военный врач, и Александр (1899-1970), композитор, взявший псевдоним Ручьёв. Жена Каверина — детская писательница Л. Н. Тынянова (1902-1984), младшая сестра Ю. Н. Тынянова.

Окончил Институт восточных языков по отделению арабистики (1923) и историко-филологический факультет Ленинградского государственного университета (1924). Был близок к младоформалистам. В 1929-м защитил диссертацию «Барон Брамбеус. История Осипа Сенковского».

Псевдоним «Каверин» взят в честь гусара, приятеля молодого Пушкина (выведенного им под собственной фамилией в «Евгении Онегине»). «Уж тёмно: в санки он садится. / «Пади, пади!» — раздался крик; / Морозной пылью серебрится / Его бобровый воротник. / К Talon помчался: он уверен, / Что там уж ждет его Каверин. / Вошел: и пробка в потолок, / Вина кометы брызнул ток, / Пред ним roast-beef окровавленный, / И трюфли, роскошь юных лет, / Французской кухни лучший цвет, / И Стразбурга пирог нетленный / Меж сыром Лимбургским живым / И ананасом золотым».

Первый рассказ Вениамина Каверина «Хроника города Лейпцига за 18… год» был опубликован в 1922 г.

В начале 1920-х годов входил в литературную группу «Серапионовы братья». Ранние рассказы написаны на фантастические сюжеты. Обращение к реальной жизни отразилось в романе «Девять десятых судьбы» (1926) и др. В 1927 году принял участие в коллективном романе «Большие пожары», публиковавшемся в журнале «Огонек».

Роман «Исполнение желаний» (2 кн., 1935-1936) и роман-трилогия «Открытая книга» (1949-1956) посвящены изображению творческого труда, научным исканиям советской интеллигенции. Наибольшую известность приобрел приключенческий роман «Два капитана» (2 кн., 1938-1944, Сталинская премия, 1946), в котором показана советская молодежь. Романы «Открытая книга» и «Два капитана» были неоднократно экранизированы.

Подписал обращение в защиту Юлия Даниэля и Андрея Синявского. Подготовил для Четвертого съезда СП СССР (1967) речь «Насущные вопросы литературы», которую ему запретили зачитывать. В 1968-м он в «Открытом письме» объявил о разрыве с Константином Фединым, когда тот не допустил до читателя «Раковый корпус» Солженицына.

Скончался 2 мая 1989 года в Москве.

What's your reaction?

Excited
0
Happy
0
In Love
0
Not Sure
0
Silly
0

You may also like

Leave a reply