Одна из глав книги Марины Завады и Юрия Куликова «Белла. Встречи вослед.»
Евгений Евтушенко — о Белле Ахмадулиной: По-настоящему она любила только меня и Булата Окуджаву.
Авторы:
Марина ЗАВАДА.
Юрий КУЛИКОВ.
Так сошлось, что в канун 80-летия со дня рождения Беллы Ахмадулиной из американской Талсы поступило печальное известие о смерти Евгения Евтушенко. Два громких имени снова неотвратимо пересеклись.
На вопросы о первой жене, про которую спустя годы написал (будто с Богом сравнил): «так выглядел лишь Борис Пастернак», Евтушенко захотел ответить нам письменно. И хотя мы были знакомы лет двадцать пять, никакие аргументы типа «это выбивается из формата» не возымели действия. «Знаете, какая у меня профессия?» — привел контраргумент. «Наверное, поэт в России — больше, чем поэт». Он не уловил досады и произнес миролюбиво: «Писатель. Так что давайте вопросы. Мой e-mail у вас есть. Или хотите — занесите на дачу». Ладно. Не отказываться же. Как-нибудь разберемся с форматом. А вот обойтись без Евтушенко в книге о Белле Ахмадулиной — в этом было бы что-то неправильное.
Мы приводим полученные из Талсы письменные ответы такими, какие они есть. Лишь снабдили их небольшими ремарками, ибо лишены были возможности, как в устном интервью, по ходу что-либо уточнить, возразить, с чем-то поспорить. И еще ввели короткие отрывки из телефонных бесед, разговоров на даче…
«Ощущение чуда возникло еще до встречи с ней»
— Какой клубок чувств по отношению к Белле продолжает владеть вами, если даже в 90-е вы признались: «До сих пор, когда вижу ее вблизи или издали, или просто слышу ее голос, мне хочется плакать»?
— Тот же самый нерасплетаемый клубок. С Беллой ощущение чуда возникло еще до встречи с ней. В 1955 году я прочел стихотворение Ахмадулиной, напечатанное в «Октябре». От рифмы десятиклассницы «березень» — «бережен» я обомлел. Когда же увидел Беллу воочию, ощущение чуда усилилось. А услышал голос, и он меня совершенно заворожил. Белла слепляла фразы из слов так легко, будто считывала их с воздуха. Она ошеломляла, словно случайно залетевшая райская птица, хотя носила дешевенький костюмчик фабрики «Большевичка» и комсомольский значок на груди.
— Нужно сильно напрячь воображение, чтобы представить Ахмадулину «романтичной комсомолочкой — старостой курса». Она ли?
— Она действительно была очаровательная комсомолочка. Как у Булата Окуджавы в «Песенке о комсомольской богине». Беллу никто не заставлял на первом курсе становиться старостой. Ее выбрали, она согласилась.
— Слова «Революция сдохла», сказанные в студенческой компании, скорее должны были принадлежать Ахмадулиной. Но их произнесла ее подруга Юнна Мориц. А Белла, вы говорили, воскликнула: «Революция не умерла. Революция больна. Революции надо помочь». Что это — проглянувшее вдруг влияние мамы, которому она сердито сопротивлялась?
— Как вы плохо понимаете юную Беллу! Она не могла так негативно отозваться о революции… Но виноваты ли мы все в тогдашней идеализации Ленина, если докопаться до страшных фактов было невозможно?
Наверное, легче было бы представить наивную первокурсницу, столь далеко ушедшую впоследствии от милосердного желания вылечить революцию, если бы Ахмадулина не говорила нам, как девочкой жила в доме, где постоянно арестовывали людей. Бабушка Беллы Ленина не выносила. И то, что в простоте душевной рассказывала, ужасало детское воображение. Но в конце концов не мы знали Беллу 50-х, а студент Литинститута Женя Евтушенко.
— «В красивом городе есть площадь Ногина…/Там девушка живет одна». Это об Ахмадулиной? Вы помните обстановку ее квартиры?
— Мглисто, тяжело, как вечные страхи ее матери. Та поступила в КГБ переводчицей, потому что побоялась отказаться. И мне, и Белле здесь было не по себе. Редко появлявшийся папа выглядел закрытым человеком. Белла как будто не была дочерью своих родителей. Она вся была прозрачна, как хрусталь.
Книга Марины Завады и Юрия Куликова «Белла. Встречи вослед»
Дружба, более близкая, чем роман
Прежде Евтушенко писал: «У нее были раскосые глаза сиамской кошки, снисходительно позволяющей себя гладить, но не допускающей посторонних в свои мысли…» Нам так и не удалось выяснить: если Ахмадулина уже в юности старалась чутко и бдительно огородить свой мир, как это в ней уживалось с хрустальной прозрачностью? Зато выяснили:
— По-настоящему Белла любила только меня и Булата (Окуджаву. — Ред.). Это отнюдь не означает, что у них было то, что называют романом. Порой дружба мужчины и женщины бывает более сближающей, чем роман…
— У вас никогда не возникало по отношению к жене того невольного завистливого чувства, которое Юрий Нагибин горько назвал в «Дневнике» ощущением своей «вторости»?
— Никакой ущербности, цифирной «вторости» ни я, ни Белла в себе не замечали. Иногда она писала лучше меня, иногда я лучше нее. Мы вместе делали переводы грузинских поэтов. Но там все нерасцепимо. Договоры обычно выписывали на меня. В нашей семье добывания денег Белла почти не касалась. Я был на несколько сотен плохих стихов впереди Беллы, ибо оказался вынужден с ранней юности зарабатывать ими. Но ее я сразу защитил от унижения — халтурить.
— Где вы поселились, поженившись?
— В шестнадцатиметровой комнатке на Первомайской. Спали на складной тахте. На стене висел женский портрет — первая картина Толи Брусиловского, а рядом рисунок Левы Збарского.
— Ваше расставание с Ахмадулиной вылилось для поэзии россыпью подарков, среди которых ее «А напоследок я скажу» и ваше «Со мною вот что происходит». Позже по поводу Беллы Нагибин, разводясь, записал в дневнике — то ли восхитился, то ли обидел: «Я чувствовал, как она готовит стихотворение из нашей встречи-расставания». Это в чем-то справедливо или только желчно?
— Желчно… Назвавший Беллу лживой Нагибин налгал на самого себя. Белла оказалась недоступна его пониманию, ибо ее талант где-то втайне раздражал его своей изначальной чистотой, несмотря на болезненные взаимоотношения с алкоголем, впадания в неостановимую порой высокопарность «валяния в грязи». Белла им всем не чета. Душа ее оставалась в неприкосновенности.
Из телефонного разговора с Евгением Евтушенко:
— Мне было больно читать «Дневник». Я не забыл безумную любовь в глазах Нагибина, когда он впервые ее увидел. Это было у меня дома на 4-й Мещанской. Мы с Беллой уже разошлись, но время от времени продолжали встречаться. В тот день в гостях у меня был джазист Боря Рыжков, он играл, а Юра сидел и не мог оторваться от лица Беллы. Я сразу понял, что между ними что-то произойдет…
«Мессерер не разрешал читать мою книгу»
— До определенного момента после разрыва с Беллой вы продолжали, в общем, без натянутости общаться с ней. До какого?
— До Мессерера.
Из телефонного разговора с Евгением Евтушенко:
— Мессерер Беллу ревновал к прошлому. Общаясь с Машей, Белла жаловалась, что Боря не разрешает ей даже открыть мой роман «Не умирай прежде смерти», в котором я написал о трех своих любовях. Признавалась, что и сама опасается читать: вдруг проговорится и нечаянно скажет что-нибудь хорошее обо мне.
На даче Евгений Александрович при нас обратился к жене: «Ведь так?» Маша улыбнулась: «Белла (она мне изредка звонила) спросила: «Что обо мне такого в Жениной книге, что Боря просто в ярости? Запретил брать ее в руки». Я ответила: «Ну что вы, Изабелла Ахатовна! Женя гораздо лучше пишет о вас, чем обо мне».
— В отличие от Нагибина, без пощады обошедшегося с Беллой в своем «Дневнике», вы, разойдясь с Ахмадулиной, держались по-джентльменски. И вдруг в 1974-м взбешенное: «А, собственно, кто ты такая, с какою такою судьбой,/что падаешь, водку лакая,/а все же гордишься собой?» И хотя в конце страдальческое: «…и, собственно, кто я такой,/что вою, тебя попрекая,/к тебе прикандален тоской?», от грубости слов, тона поеживаешься. Многие связали стихотворение с Ахмадулиной. Но что особенно удивляет. Оно появилось в год, когда Ахмадулина написала «Наскучило уже, да и некстати…» с посвящением «Евгению Евтушенко». Это было для вас нехорошее время. Бить, больно бить стали товарищи. И Белла, с ее чистейшей репутацией в кругу друзей, вступилась за вас, рассказав, как кричала, увидев сон о вашей смерти. Позже вы включили стихотворение в антологию «Строфы века». Но как в один год сошлись протянутая рука и рука, нанесшая удар?
— Не надо цепляться за призраки ссор. Я никогда не оскорблял Беллу… Она вообще самый благородный человек. Белла брала эту жизнь очень достойно. Несчастно, изломанно, но достойно… Это ошибка — приписать стихотворение «А, собственно, кто ты такая…» к числу адресованных Ахмадулиной. Я воспитан в пушкинском понимании любви, так же, как Белла. Любовь не имеет отношения к мстительному чувству собственности. Я не мог мстить Белле, а она — мне. Наша любовь осталась в стихах и останется в нас дольше нашей жизни.
В одном из первых изданий стихотворения стоял заголовок «России». Но это был момент, когда в СССР начали поднимать голову агрессивные националисты. Тогда, чувствуя горечь от угадывавшегося распада Союза, я сам снял заголовок.
Кто мог предположить, что не женщину — заносчивую незадачливую родину Евтушенко видел перед собой, когда писал жесткие, талантливые строки? Оказывается, кто-то мог. И даже не матерые евтушенковеды, а простая молдаванка из города Дрокия, которой вечером за ужином поэт прочел стихи. Спросил: «Как вы думаете, о ком это?» Хозяйка дома сообразила: «Это образ родины». Евтушенко устно поведал нам об этом. Вот только не успели задать вопрос, почему он включил гражданское стихотворение в подаренный нам лет двадцать назад сборник «Нет лет. Любовная лирика». Но, вероятно, здесь нет ничего странного для поэта, когда-то написавшего: «Коммунизм для меня -/самый высший интим…» Посреди разговора Евтушенко язвительно поинтересовался: «Белла носила когда-нибудь клипсы? Да никогда не носила!» Кстати припомнил собственные строчки: «пластмассою клипсов сверкая,/играть в самородок взялась?» Разве можно было заподозрить в пластмассовых клипсах Ахмадулину?! Последний аргумент нас окончательно сразил.
СПРАВКА «КП»
Белла АХМАДУЛИНА родилась 10 апреля 1937 года в Москве. Ее отец, гвардии майор, после войны занимал высокий пост в Государственном таможенном комитете СССР. Мать работала переводчицей в органах госбезопасности. Белла начала писать стихи в 15 лет. Окончила Литературный институт, откуда исключалась за отказ поддерживать травлю Бориса Пастернака. В 22 года написала стихотворение «По улице моей который год», музыку сочинил Микаэл Таривердиев — романс позже прозвучал в фильме «Ирония судьбы, или С легким паром!» в исполнении Аллы Пугачевой. Автор десятков поэтических сборников, лауреат многочисленных премий, в том числе Госпремии СССР. Награждена орденами «За заслуги перед Отечеством» I и II степеней.
Белла Ахмадулина выходила замуж четыре раза. С 1955 по 1958-й поэтесса была женой Евгения Евтушенко. С 1959 по 1968 год жила в браке с писателем Юрием Нагибиным, став его пятой женой.
В 1973 году в браке с Эльдаром Кулиевым, сыном балкарского поэта Кайсына Кулиева, родила дочь Елизавету. В 1974 году вышла замуж в четвертый раз за театрального художника Бориса Мессерера.