Написал(а) Сфабрикованное дело «троцкиста» часть 7
Жизнь в лагере можно назвать жизнью очень и очень условно. И когда говорят, что человек ко всему привыкает, то, как правило, говорят это те, кто не прошел по ступенькам ада лагерей. Привыкнуть к полурабскому существованию просто невозможно. Приспособиться – да, и то не всем.
Ушер как-то смог. А кто был слабее духом выдерживали не всегда. Но случалось и так, что и тому, кто был силён духом, выпадали «особые» испытания. «Сотрудники» лагеря занимали разные должности: среди них были и конвоиры, и охранники, и надзиратели.
Садист
Одного надзирателя звали Федей – Фёдором его даже никто не называл. Он был маленького роста, со злым взглядом исподлобья и невзрачным лицом. Кроме того, как и многие низкорослые люди, он страдал комплексом Наполеона.
А ещё он был садист и, как настоящий садист, он периодически выбирал себе жертв.
Воспоминания Ушера Стуля
…Люди такие, как я, прошедшие войну и застенки госбезопасности по ложным доносам, уверены, что уметь распознавать людскую сущность, могут догадаться, насколько низкой она может быть и каким предателем, доносчиком и подлецом может быть тот или иной человек. Так казалось и мне. Казалось, что я знаю теперь все на свете. Пока не выяснилось, что это иллюзия, которая рассеялась, когда не познакомился с надзирателем Федей.
Только узнав его, я понял, что садист – это не человек и не характер, а состояние. Состояние, в котором находится такая «нечисть».
Первая жена Ушера Стуля
Им брезговали даже заключенные женщины из соседнего барака, которые спали с надзирателями и охранниками ради хорошего к ним отношения. Была там такая Глафира. Грудастая красавица, не брезговавшая никем и ничем. Она сначала хаживала к самому начальнику по ночам, потом в каморку к его заместителю, затем «по эстафете» перешла к главному надзирателю, словом, не отказывала никому, кроме Феди, которого послала его ко всем чертям.
Впрочем, Феденьку не останавливало отношение к нему. Как-то раз, с налившимися кровью глазами, уродливо вытянутой головой, вжавшейся в плечи, он прокричал заключенному, оказавшемуся рядом с проволокой на границе лагеря:
– А ну марш, за ворота! Марш, сволочь.
Заключённый, бывший на войне политруком роты, понял, что если он ступит за ворота, за оградительную проволоку, по которой по ночам по цепи бегали овчарки, Федя его убьёт за попытку бегства. Поэтому он стал на месте, точно вкопанный, будто его ноги приросли к земле.
Тогда Федя подошёл к нему и ударил со всей мочи прикладом в голову.
– Я кому сказал! Марш за ворота!
Комиссар продолжал стоять на месте. Полчаса Феденька молотил его прикладом по голове. Так продолжалось до тех пор, пока мой друг Петр на свой страх и риск не вышел из барака и не привел майора – начальника лагеря. Увидев командира, Федя умерил пыл, сказав, что заключенный нарушил устав, поэтому он его слегка и ударил. Майор не стал раздувать скандал: зачем выносить сор из избы? Лишь погрозил надзирателю пальцем, мол, я тебе!
Пришлось столкнуться с Федей, что называется, лицом к лицу один раз и мне.
Недалеко от нашего барака стоял тот, в котором жили женщины-политзаключенные с детьми. Их арестовали из-за мужей, обвиненных в госизмене по политическим мотивам. Понятно, что мужья, как и я и многие другие, не были ни в чем виноваты. Но лес рубят – щепки летят. Говоря иначе, женам с детьми от этого легче не было.
В этом бараке жил и Гошка – мальчонка двенадцати лет, но выглядел он года на три моложе из-за страшного похудания, или истощенности. Я привязался к нему, здоровался всегда, спрашивал бодрым голосом: «Как жизнь?», когда у самого на душе скребли кошки. Иногда брал с собой в карман кусок сухого хлеба, выдаваемый на день, и совал незаметно Гошке в руку.
В тот день я шел на работу – валить лес и увидел, как Федя выламывает мальчишке палец, заставляя прыгнуть в глубокую, метра полтора глубиной, яму с помоями, а тот плачет в надрыв, кричит душераздирающим криком от боли, однако не прыгает, качая головой из стороны в сторону.
Я подошел к надзирателю сзади и шепотом, чтобы никто не слышал, сказал на ухо:
– Отпусти его, или я тебя сейчас задушу.
Трусливый садист, как ошпаренный, отскочил в сторону. Гошка убежал.
Через день я получил сзади удар прикладом по голове. Дело было вечером. Никто не видел. Я упал. Затем с трудом, по-пластунски дополз до своего барака, где Петр уложил меня на лежак. Я и говорить-то из начальства никому не стал, хотя знал, чьих рук это дело. Зачем? Зэки прав не имеют…
Автор Лазарь Модель
Связаться с редактором статьи almodel@ya.ru
Читайте также:
- Сфабрикованное дело «троцкиста» часть 1
- Сфабрикованное дело «троцкиста» часть 2
- Сфабрикованное дело «троцкиста» часть 3
- Сфабрикованное дело «троцкиста» часть 4
- Сфабрикованное дело «троцкиста» часть 5
- Сфабрикованное дело «троцкиста» часть 6
- Сфабрикованное дело «троцкиста» часть 8
- Сфабрикованное дело «троцкиста» часть 9
