Дорога к родовому дому (часть 1)

Родовой дом

Давно собирался побывать на родине предков… А вот выбраться удалось только сейчас…

Почему собрался только теперь, когда уже большая часть жизни позади? Дело, конечно, не в деньгах и не в пришедшей моде на прошлое. Для чего-то надо созреть: для первой драки, для первой ненависти, для первой любви, для первого страдания. Никогда ничего не происходит случайно и не во время. Всегда не случайно и всегда в самое оптимальное для этого события время. То есть, раз я именно сейчас поехал в маленький (около 20 тысяч жителей) город Степанаван, на Северо-Запад  Армении, на Родину предков, значит пришло ощущение (или осознание), что это нужно. Наверное, нужно не только мне, но и всему нашему роду, который как грибница, как дерево, а каждый человек – как отросточек, веточка. И в определенное время каждый делает то, что нужно роду. Только не подозревает, что делает это для всех, проявляя себя, как часть всего родового древа.

Для того, чтобы что-то сделать, надо духовно дорасти, дотянуться до этого. Так вот и здесь, раз собрался ехать, значит, дорос до понимания ценности прошлого, до уважения предков, осознал, насколько важно посмотреть на родовой дом, окружающие его горы и долины, ландшафт, проникнуться этой атмосферой, подышать этим воздухом.

 Если признать, что на формирование облика народа влияет территория и все, что вокруг, то, наверное, и на формирование облика рода тоже влияет территория, место, где ты появляешься на свет, бегаешь ребенком, смотришь во все свои детские глаза, слышишь первые звуки. А что, разве трава растет везде одинаково? И птицы, наверное, поют везде по-разному. И листья на деревьях шелестят везде по-своему.

И облик родного родового дома тоже влияет на наше детское восприятие. Длинные были ли его комнаты или короткие, широкие или узкие, свободные ли от мебели или наоборот, заставленные? А какие были потолки, высокие или низкие? А окна, цельные или с переплетами? А терраса, просторная или тесная? А крыльцо, высокое или низкое, с козырьком или без? А труба над домом, высоченная или маленькая?

Всё это важно, потому это — размеры мира, в который ты входишь в детстве. И либо он начинает расширяться и разбегаться, потому что шел конусом из точки. Либо так и идет узким коридором нашего восприятия, поскольку оно сразу было ограничено кем-то: родителями, детским садом, школой…

Важно и то, прочный он, твой родовой дом или хлипкий. Это даже не внешнее ощущение, а внутреннее, энергетическое. И оно зависит не только от количества камней в фундаменте, но и от того, какая была вложена энергия при строительстве дома, какая накапливалась при его оживании …

И еще важно, чтобы рядом с домом были могилы предков, как было раньше в родовых поместьях и в деревнях. Например, абхазы, как пишет писатель Анатолий Приставкин в своей повести «Ночевала тучка золотая», «выше всего ценили могилы своих предков, могильные камни, ценили настолько, что, переезжая, даже брали их с собой». Почему?  Потому что прах предков – это не просто пепел или кости, а могильная плита – не просто камень, это прибежище души, куда она всегда может вернуться, чтобы посмотреть, как живут потомки. А, если нет могилы или камня, куда ей придти? А приходить надо. Родовая энергия должна течь из прошлого в будущее. Предки, как и мы, держат жизнь рода. Эту невидимую территориальную связь с прошлым люди чувствовали во все времена и поддерживали тем, что вспоминали, приходили к могилам, приводили их в порядок. Недаром в православном календаре есть такой день – «родителева суббота» — когда отдается эта дань памяти. Жаль, что сейчас в больших городах из-за занятости и отдаленности кладбищ многие посещают родственников раз в год или даже несколько лет.

Почему все это важно именно сегодня? Может,  потому, что наша устойчивость в жизни, наш духовный иммунитет, которые мы теряем, зависят от родового начала,  стоящего за нами, от тех корней, которые уходят глубоко в прошлое, и если в пространстве  внешне каждый из нас – существо независимое, способное перемещаться, то  духовно человек – растение времени, дерево истории. И когда на поверхности 21 век, с его сумасшедшим бегом, наши корни уходят далеко вглубь, откуда идет наша истинная высота, кривизна, особенности ветвей и листьев. Потом мы погрузимся в землю, и тоже станем корнями для следующего поколения.

А современная жизнь нас постепенно превращает в перекати-поле. Мы легко покидаем свою малую родину и детей настраиваем стремиться туда, где выгодней, лучше, интересней. В итоге для нас не остается ничего святого, мерилом всего становится выгода и комфорт. Это логика потребителя. И рано или поздно эта логика уничтожит нашу планету.

Род, то есть целое родовое древо, идет обычно от какой-то одной пары выдающихся людей. Не в смысле каких-то там достижений, но обладающих мощной энергией или, как сейчас говорят, харизмой. Как правило, у таких людей хватает сил, терпения, терпимости вести долгую, полную испытаний жизнь, все успевать и все обустраивать.

У нас в роду это были Аракел (1840-1915) и Мариам (1845-1953), мои прадед и прабабушка. У них родилось 16 детей, 8 умерло, 8 осталось, в том числе и самый младший, Армен, мой дед (1896-1942). Поэтому мне не просто интересно увидеть дом, в котором родились и жили мой дед, его братья и сестры, но и оказаться в этом пространстве, а значит, и в этом времени.

Аракел и Мариам приехали в Степанаван примерно в семидесятые годы 19 века, точно сейчас никто не скажет — не осталось документов и, тем более, очевидцев. Хотя в каких-то церковных книгах, возможно, есть сведения. Бог даст, мы их найдем. Но дом уже был, потому что Аракел его купил. То есть, дому сейчас не меньше 150 лет. Как-то он выглядит? Каким чудом не разрушился после землетрясения 1988 года, эпицентром которого был Спитак, а Степанаван и другие поселения оно затронуло выборочно? Вообще сельские дома живут дольше городских. Наверное, потому что жизнь среди природы медленнее, не так все стешивает, изнашивает… Это не скоростная  Москва, где некоторые девятиэтажки, построенные в шестидесятые годы, уже требуют сноса…

Но кроме мысли увидеть малую Родину, мне было интересно и пообщаться с родственниками. В Ереване еще, слава Богу, живут двоюродный брат моего отца Эдик (82 года) и двоюродная сестра отца Арменуи (91 год). Моего прадеда Аракела они не застали (он погиб в геноцид в 1915 году), а вот с Мариам, с моей прабабушкой, прожившей 108 лет, могли общаться, как и с моим дедом Арменом, их дядей и другими своими дядями и тетями.

Перед поездкой заглянул в Интернет, что я теперь всегда делаю, когда куда-то собираюсь. Оказывается, Степанаван сейчас считается выдающимся горноклиматическим курортом (1400 метров над уровнем моря), славящимся окрестными (в пяти-десяти км от города) пансионатами (например, «Анаит») с ароматным сосновым воздухом, который лечит легкие и горло. В получасе езды – дендропарк (более 700 пород деревьев), где растут уникальные секвойи с оранжевыми стволами, вековые платаны, клены и ели, из шишек которых варят единственное в мире варенье-бальзам «шишковый мед». Туристы мгновенно его раскупают, потому что оно лечит бронхи.

 В 36 километрах от Степанавана знаменитый Пушкинский перевал, где в 1829 году на пути в Арзрум (Эрзерум) Александр Сергеевич встретил арбу с телом убитого в Персии Александра Грибоедова. Сюда постоянно привозят школьников из Гюмри (Ленинакана), ну, и конечно, всех туристов, прибывающих со всех концов света. И приезжим есть, на что посмотреть и что узнать…

Интересна история района Лори, центром которого является Степанаван.

Три тысячи лет тому назад здесь, к северо-западу от озера Севан, была древняя свободолюбивая страна Эрах (Эрриах), куда совершал походы урартский царь Сардури II (760-730 гг. до нашей эры). Жившие здесь горные народы постоянно воевали с урартами, защищая свою независимость.

Здесь проходил древнейший караванный путь из Ирана (Персии) и Турции в Тифлис (Тбилиси) и дальше, в Россию. Поэтому здесь строили крепости. Самая известная, остатки которой и сейчас можно еще видеть в пяти километрах от Степанавана, Лори-берд, построенная в 11 веке Давидом Анхохином (то есть безземельным), царем (989-1048) из династии Багратидов. Вскоре, в годы правления его сына Кирюке I (1048-1090),  крепость стала столицей Ташир-Дзорагетского царства. В 1238 году город и крепость разрушили монголы хана Чахата. Из построек тех времен до сих пор сохранились церковь, бани, руины цитадели (стены, ворота, остатки башен).

После присоединения Восточной Армении к России в 1828 году русские и казаки, используя важность места, возвели здесь форт и разместили гарнизон.

Вокруг форта вновь возникло поселение с постоялыми дворами, домами офицеров, казаков, купцов и разных ремесленников. Жизнь города того времени можно представить себе по повести М. Лермонтова «Белла». Здесь бывали Денис Давыдов, генерал Раевский…Сюда потом из Гюмри (Ленинакана) и переехал в семидесятые годы 19 века мой прадед Аракел, владевший ремеслом шорника (хомуты, дуги, уздечки, другая упряжь, седла, колеса) со своим старшим братом Акопом, плотником.

Последний период истории города – революционный. Центральная площадь, школа № 1, Дом культуры – все теперь носит имя Степана Шаумяна, одного из 26 бакинских комиссаров. Его имя до недавнего времени носила и главная улица города (сейчас, правда, ей вернули старое название – Миллионная). Здесь он жил некоторое время, здесь в 1899 году организовал первый марксистский кружок.

При советской власти, до землетрясения 1988 года и перестройки, в городе было много предприятий: заводы (высокочастотного оборудования, пивоваренный, маслосыродельный), фабрики (чулочная, ковровая, швейная, мебельная), зооветеринарный совхоз-техникум. Осталось ли от всего этого что-нибудь?

Многое, в том числе и это, хотелось мне узнать, и я полетел.

Уже в самолете возникла типично русская атмосфера – мои попутчики по креслам, армянин и молдаванин, заспорили, «куда идет страна, то есть Армения?» Пока мы летели, они так и не выяснили, куда – мнения расходились. Зато сошлись на одном: «не туда». Этим «не туда» армяне похожи на всех. Впрочем, что же удивляться – еще недавно мы были одним великим государством, которое называлось «Советский Союз».

Ереван вроде и совсем не изменился за 20 лет – тот же мощный памятник Давиду Сосунскому, то же розовое здание правительства в центре, те же, наклоном уходящие вверх прямо от тротуаров, горы на окраинах. И в то же время фантастические строения новых армян: целые дворцы в древнегреческом и древнеримском, мавританском и андалузском стиле. А моя тетя Арменуи, как в Тбилиси жила в районе Сабуртало, рабочем квартале, с бетонными коробками однотипных домов и прямо от подъезда склоном уходящей вверх горы и теснящимися на ней, ступеньками, курятниками, так и теперь, в Ереване, на улице Молдавакан живёт, такой же рабочий квартал и та же картина…Удивительно! Разве что этаж вместо пятого теперь девятый…

После смерти бабушки в 1967 году я несколько лет подряд (до армии и в годы учебы в МГУ) в августе продолжал приезжать в Тбилиси уже к тете Армен (Арменуи) и гостил у ней по месяцу. Тете уже 91 год, но за 35 лет она почти не изменилась, не только внутренне (те же жизнелюбие, оптимизм и невероятное чувство юмора), а и внешне. Видимо, любовь к  жизни – взаимное чувство. А теперь она живет в Ереване, и место почти то же, и она почти та же!

Хотя давно уже сама ничего не печет (это хлопотно, а поскольку голова кружится и ноги быстро устают, то и тяжело), но в честь моего приезда испекла хачапури (слоеный пирог с сыром), так хотела меня порадовать, приготовила аджап-сандал (тушеные баклажаны, кабачки, помидоры и другие овощи в соусе), наверное, самое типичное для любого армянского стола кушанье. Это, видимо, наша родовая черта – сердечность, доброта, желание сделать для человека что-то приятное. Такие были и Аракел с Мариам, такими же были их дети (Софья, Лида, Сатеник, Гоар,Такуи, Степа и другие) и их внуки (Арменуи, Эдик, мой отец Рафаэль, Люся, Эмма, Юра, Людвиг, многие другие). Забота друг о друге тоже может передаваться по наследству. Когда взрослые так поступают, это видят дети и делают то же самое.

Помню, когда к кому ни придешь, спрашивают: «Балик-джан, кушать хочешь?» Это не глупый вопрос, а формула заботы о человеке, полнота этой заботы, наполненность ею. Вот и Арменуи, меня то и дело спрашивает: «Скажи, кушать еще не хочешь, нет?» При этом улыбается, потому что видит, что мне это забавно слышать.

И вот мы с ней сидим за семейным альбомом, перебираем старые фотографии, некоторые аж 19 века. Дочь Лиды (1895-1933), Арменуи (мы все ее зовем «Армен») — единственная, кто из всей нашей многочисленной родни (а от восьми детей Аракела и Мариам родилось 20 внуков и 30 правнуков) помнит, кто, когда родился, когда умер, кто чья жена и кто чей муж, у кого какие дети. Кажется, невероятная память. А я думаю, это от любви. Не просто от привычного внимания и интереса к близким людям, но от сердечного тепла, которое, видимо, излучается до сих пор от Аракела и Мариам. Так, наверное, и идет – родоначальники родового древа, как солнце, от них идет свет на много лет вперед через детей, внуков, правнуков и дальше, в будущее.

Вот и Эдик, брат Арменуи, несмотря на свои почти 82 года, узнав, что я в Ереване, тут же приехал на такси и повез меня в Ечмиадзин (18 километров от Еревана) — показать резиденцию главы армянской христианской церкви, католикоса, исторически святое место, такое же, как в России Троице-Сергиева Лавра, чем все армяне гордятся. Потому и привозят гостей в первую очередь именно сюда. Побывав здесь, как бы получаешь духовное благословение на дальнейшее знакомство с Арменией.

Эчмиадзин – это не только дворец католикоса с парком, главный кафедральный собор, церкви святой Рипсиме и святой Гаянэ и учебные богословские институты и колледжи вокруг, но и целый город вокруг «Лавры» с маленькими улочками, одно-двухэтажными домиками и бесконечными крохотными магазинчиками и кафе. Если кто – то приезжает в это святое место помолиться о здравии или упокоении близких, поставить свечку, приложиться к святыням, то в городе может и остановиться и отдохнуть.

Конечно, зашли к родственникам (а где у армян их нет?) – Ламаре, сестре Кимы, жены Эдика. Они, как и Эдик, для гостей – все лучшее. Накрыли стол. Муж Ламары Виктор достал с дальней полки редкий коньяк десятилетней выдержки. Крепкий (45 градусов), но удивительно мягкий, так что пьешь и совсем не чувствуешь крепости. Сын Ламары и Виктора — где-то за границей, зарабатывает на семью, а его жена и пятилетняя дочь здесь, у родителей. Присылает деньги, и на них вся семья живет.  Так живет сейчас вся Армения – дети, выучившись, уезжают за границу и оттуда обеспечивают семью, потому что, кроме строительства и торговли, в Армении работы нет, большинство предприятий, как и в России, стоят.

На следующий день Эдик хотел показать мне Матенадаран, главное хранилище древнейших армянских рукописей, но там был выходной. Зато прошлись пешком по проспекту Месропа Маштотца, создавшего еще в 4 веке армянский алфавит. Прямой как стрела проспект поднимается прямо к Матенадарану, у входа в который сидит похожий на К.Маркса каменный Маштотц. Подъем этот как символ духовного восхождения к вершинам знаний. Светлая голова была у продумавшего все это архитектора…

Зашли к Эдику пообедать. Армянский обед – это всегда что-то национальное, почти всегда острое и с баклажанами. Если не аджап-сандал, то долма (голубцы в виноградных листьях), если не долма, то еще что-то. На этот раз Кима, жена Эдика, приготовила икру из зеленых тушеных баклажан, ткемали (кислый острый соус из слив) и тушеную индейку с картошкой. К чаю – бисквит и гата (песочные пирожные с творогом).

Кима – умная армянская жена. Обо всем у неё всегда есть свое мнение, но она каждый раз чувствует, когда его можно высказать, а когда лучше промолчать. У них с Эдиком двое детей, дочь Гаянэ и сын Артур, мои троюродные сестра и брат. Артур – экономист, собирается в Иран, будет работать в посольстве советником по экономике. Гаянэ – врач, работает в больнице. Когда у Эдика печет в груди и он начинает задыхаться, она тут же кладет его в больницу на обследование. Когда тебе за 80, а свой врач под боком, это успокаивает. С бабушкой и дедушкой живет и старший внук, тоже Эдик, с семьей (с женой и дочкой).

За столом возник интересный разговор. Я спросил, чем сейчас в Армении все живут, за счет чего, если большинство предприятий не работает. Оказывается (многие так считают), власть в стране контролируют олигархи, нахватав собственности еще в 90е годы. Они держат все в руках, потому что везде у них свои люди или родственники:  и  в правительстве, и в Думе, и на местах.

Олигархи и их окружение никакую выгоду для себя не упустят. И хотя, оперативного ума у этих людей с избытком, государственного явно не хватает. Может, им и не  наплевать на свою Родину – Армению, только власть и деньги для них важнее. Поэтому и не стремятся  они поднимать промышленность и сельское хозяйство, куда надо несколько лет подряд вкладывать деньги, не ожидая скорых прибылей. Для этого нужен государственный подход, а поскольку преобладает «личный», то и идёт расчет на скорую прибыль.

Да, в магазинах все есть, но это все (кроме овощей и фруктов) привозится из-за границы. Помогает армянская диаспора (объединения армян в разных странах), охватывающая практически весь мир.

На следующее утро я уезжал в Степанаван с автовокзала. 150 км – это 1500 драмм (примерно 150 рублей). Однако, одно дело проехать такое сравнительно небольшое расстояние по Московской области и совсем другое по горам. Четыре часа езды мне показались далеким путешествием в другую страну. И хотя за окном плыли типичные матовые желто-сиреневые армянские пейзажи, как будто сошедшие с полотен Сарьяна, в дребезжащей маршрутке, сидя на жесткой табуретке, покрытой овчиной, я так подпрыгивал при каждой встряске машины на горной дороге, что не раз жалел, что не поехал на такси, в мягкой иномарке, с комфортом. Правда, тогда мне поездка обошлась бы в 10 раз дороже. В маршрутке мне еще повезло – сидящий рядом крестьянин вез с собой два тюка овечьей шерсти, и можно было иногда за них держаться или облокачиваться. А то наверняка набил бы себе шишек на разных местах.

Что значит, страна перестала жить за счет собственного сельского хозяйства – по дороге встретилось всего несколько пасек с пчелами (а должны быть в каждом селе), изредка попадались отары овец, небольшие, в 30-50 голов, еще реже стада коров, и всего два раза – табуны лошадей. Население Армении, к сожалению, как и в России, постепенно перемещается из деревень и сел в города. Это общемировой процесс, ничего с этим не сделаешь. Чтобы его повернуть, надо менять психологию людей, их мировоззрение. Правда, Армения – не Россия, где немеряно жирной плодородной земли, лугов и лесов. Здесь почва большей частью скудная, сухая, каменистая, зелени  мало, потому что на такой земле редко что приживается. И только за арзрумским, или как его называют теперь «пушкинским» перевалом, пошли заросли кустов, небольшие рощи и сады. Это означало, что мы въехали в район Лори, обладающий более богатыми почвами, и тут до Степанавана уже рукой подать.

Степанаван не кажется городом в полном смысле этого слова. Точнее, город  — только в центре, с центральной площадью, рынком, почтамтом, музеем Шаумяна, административным зданием, магазинами, парикмахерскими, гостиницами и каменными (дерева здесь практически нет, строят из камня, кирпича или местного розового пористого туфа) 2-3этажными домами, даже несколькими высотками. А окраины – типичная деревня с узкими улочками, одноэтажными сельскими домиками, утопающими в зелени садов. Но из-за сурового климата (1,5 км над уровнем моря, все-таки горы) растут только яблоки, груши и сливы, которые плодоносят и в октябре.

Родовой дом, где жил мой прадед, стоял на улице Шаумяна. Спрашиваю: «Как ее найти?» – у сидящего на лавочке в парке местного жителя, пожилого армянина с печальными глазами (кто-то сказал про армян, что «это самая мудрая и печальная нация»). Его зовут Миша.

«Вот это она и есть.» — улыбается Миша, показывая  рукой мимо себя, и в свою очередь спрашивает – «А кого вы ищете?».

Фамилия моего прадеда собеседнику почти ни о чем не говорит. Арутюн по- армянски «воскресение, возрождение», Арутюнов то же что и Воскресенский. Не очень распространенная фамилия, но и не уникальная. Тем более, что в таких небольших городках, как Степанаван, людей с одной фамилией было много. Другое дело – род занятий. Мой прадед Аракел был шорником, то есть делал ременную упряжь для лошадей: хомуты, седла и так далее. Сто лет назад он был в небольшом городе человек, конечно, известный. Сейчас прадеда уже никто не помнит – тем, кто мог его видеть в 1915 году, в год его смерти, было бы больше ста лет. Поэтому из ныне живущих никого и не осталось. А вот сына его Степана, часовых дел мастера, жившего здесь до конца сороковых годов, кто-то еще, возможно,  помнит или что-то слышал про него от родителей.

Я говорю о прадеде, о дяде Степе, называю нашу фамилию, говорю о нашем доме, мы разговариваем. Оказывается, этой самой улице Шаумяна, о которой мы говорим, идущей от площади и считающейся главной в городе, власти вернули прежнее название – Миллионная (здесь до революции жили в основном богатые люди), но народ по старой памяти упорно продолжает именовать ее по-прежнему – Шаумяна. Переименовывают и другие улицы, например, Джапаридзе – в улицу Вардана Мамиконяна, великого средневекового армянского военачальника. Хотели переименовать и сам Степанаван, но коммунисты, имеющие вес в городе, отстояли старое название. Как когда-то Степан Шаумян при царском режиме проводил тайные сходки, коммунисты Степанавана до сих пор собираются на свои собрания, спорят, устраивают митинги, расклеивают лозунги и листовки. Одно слово «демократия» — никто их теперь не хватает и не сажает, правда, и государство их теперь не поддерживает, да и особой популярностью среди населения они тоже не пользуются.

Дом «часовщика Степана» Миша знал, он совсем рядом, в двухстах метрах. Они похожи, все эти дома на этой улице, как две капли воды –  маленькие, одноэтажные, с террасой на улицу и уходящие в глубину, в сторону сада.

Я знаю, что в нашем родовом доме сейчас другие хозяева (в 1952 году родственники его продали), однако, рядом до сих пор живет наш дальний родственник (троюродный брат моего отца) Арам.

Герман Арутюнов

Вы можете присылать свои рассказы,мемуары,повести в рубрику "Расскажи о себе" по электронному адресу: lmodelster@gmail.com