Есенин С. А. Письмо Бальзамовой М. П., между маем и декабрем 1913 г. Москва // Есенин С. А. Полное собрание сочинений: В 7 т. — М.: Наука; Голос, 1995—2002.

Т. 6. Письма. — 1999. — С. 39—41.

М. П. БАЛЬЗАМОВОЙ

Между маем и декабрем 1913 г. Москва

Жизнь — это глупая шутка. Все в ней пошло и ничтожно. Ничего в ней нет святого, один сплошной и сгущенный хаос разврата. Все люди живут ради чувственных наслаждений. Но есть среди них в светлом облике непорочные, чистые, как бледные огни догорающего заката. Лучи солнышка влюбились в зеленую ткань земли и во все ее существо и бесстыдно, незаметно прелюбодействуют с нею. Люди нашли идеалом красоту и нагло стоят перед оголенной женщиной, и щупают ее жирное тело, и разражаются похотью. И эта-то игра чувств, чувств постыдных, мерзких и гадких, назван<а> у них любовью. Так вот она, любовь! Вот чего ждут люди с трепетным замиранием сердца. «Наслаждения, наслаждения!» — кричит их бесстыдный, зараженный одуряющим запахом тела в бессмысленном и слепом заблуждении, дух. Люди все — эгоисты. Все и каждый только любит себя и желает, чтобы все перед ним преклонялось и доставляло ему то животное чувство — наслаждение.

Но есть люди, которые с тоскою проходят свой жизненный путь, и не могут они без отвращения смотреть на дикие порывы человечества к этому наслаждению. Редко улыбается им мрачная жизнь, построенная на началах преступления, увязшая в пороках и разврате и не желающая оттуда вылезти; не могут они равнодушно переносить окружающую пустоту, и дух их тоскует и рвется к какому-то неведомому миру, и они умирают не перед раскрытыми вопросами отвратительной жизни, — увядают эти белые

чистые цветы среди кровавого болота, покрытого всею чернотой и отбросами жизни.

Жизнь идет не по тому направленью, и люди, влекомые ее шумным потоком, не в силах сопротивляться ей и исчезают в водовороте ее жуткой и страшной пропасти.

Человек любит не другого, а себя, и желает от него исчерпать все наслаждения. Для него безразлично, кто бы он ни был, лишь бы ему было хорошо. Женщина, влюбившись в мужчину, в припадках страсти может отдаваться другому, а потом раскаиваться, но ведь этого мало, а больше нечем закрыть вины и к прошлому тоже затворены двери, и жизнь действительно пуста, больна и глупа. Я знаю, ты любишь меня, но подвернись к тебе сейчас красивый, здоровый и румяный с вьющимися волосами другой — крепкий по сложению и обаятельный по нежности, и ты забудешь весь мир от одного его прикосновения, а меня и подавно, отдашь ему все свои чистые девственные заветы. И что же, не прав ли мой вывод.

К чему же жить мне среди таких мерзавцев, расточать им священные перлы моей нежной души. Я один, и никого нет на свете, который бы пошел мне навстречу такой же тоскующей душой. Будь это мужчина или женщина, я все равно бы заключил его в свои братские объятия и осыпал бы чистыми жемчужными поцелуями, пошел бы с ним от этого чуждого мне мира, предоставляя свои цветы рвать дерзким рукам того, кто хочет наслаждения.

Я не могу так жить, рассудок мой туманится, мозг мой горит и мысли путаются, разбиваясь об острые

скалы — жизни, как чистые хрустальные волны моря.

Я не могу придумать, что со мной. Но если так продолжится еще, — я убью себя, брошусь из своего окна и разобьюсь вдребезги об эту мертвую, пеструю и холодную мостовую.

Примечания

М. П. Бальзамовой. Между маем и декабрем 1913 г. (с. 39). — Журн. «Москва», 1969, № 1, с. 219 (в сокращении); полностью — ЕиС, с. 261—263.
Печатается по автографу (ГМЗЕ).

Датируется предположительно по содержанию и анализу почерка (см. подробнее: Субботин-97, с. 417).

Текст письма имеет отчетливые переклички с материалами из теософской периодики, прежде всего, со словом председателя Смоленского христианского теософского общества А. С. Келлэта, которое было произнесено 16 окт. 1912 г., а затем опубликовано в марте-апр. 1913 г. московским журналом «Изида» (№ 6 и № 7) под заголовком: «Чистая жизнь — путь к счастью» (ниже сокращенно — Келлэт, с указанием страницы журнала).

Жизнь — это глупая шутка. — Отзвук стихотворения М. Ю. Лермонтова «И скучно, и грустно, и некому руку подать…» (1840), встречающийся и в других письмах Есенина того времени (напр., п. 17, с. 29 наст. тома).

Люди нашли идеалом красоту и нагло стоят перед оголенной женщиной ~ и разражаются похотью. ~ Так вот она, любовь! Вот чего ждут люди ~. «Наслаждения, наслаждения!» — кричит их бесстыдный ~ дух. Люди все — эгоисты. ~ Каждый ~ желает, чтобы все ~ доставляло ему то животное чувство — наслаждение. — Ср.: «Что человек делает из нее <любви>?!..

Из этой мировой силы, данной миру и человеку <…> как единственный двигатель и источник всякой жизни (физической и психической) и как единственное средство духовного подъема и развития духовных сил, — человек сделал только средство наслаждения, удовольствия и угождения собственного эгоизма.

Всякие проявления страсти и даже чувственности человек называет любовью. В такой „любви“ он стремится только к обладанию и в этом видит он цель любви.

Ту же самую цель видит и всякое животное!» (Келлэт, с. 12; выделено автором).

…есть люди, которые ~ не могут ~ без отвращения смотреть на дикие порывы человечества к этому наслаждению. ~ увядают эти белые чистые цветы среди кровавого болота, покрытого всею чернотой и отбросами жизни. — Ср.: «Когда <…> видишь порнографию во всех видах, разжигающую самую низменную чувственность, становится больно и страшно. Видишь внутренним зрением, как затаптываются душистые цветы в молодых душах, как грязнится свежая красота невидимого сада…» (журн. «Вестник теософии», СПб., 1908, № 5/6, 7 мая — 7 июня, с. 90; подпись: Друг читателя).

…я ~ брошусь из своего окна и разобьюсь ~ об эту пеструю ~ мостовую. — Это место есенинского письма имеет лексическое сходство с письмом другого автора, опубликованным в «Вестнике теософии»: «Другой жилец видит из своего окна <…> кипучую шумною жизнью площадь большого <…> города <…> на площади идет сложная и пестрая суета <…>. От этой пестрой картины в открытое окно доносятся оглушительные шумы…» (журн. «Вестник теософии», СПб., 1909, № 1, 7 янв., с. 84; подпись: Друг читателя; выделено комментатором).