Герман Арутюнов: Глава 17. Далеко-далеко
Мы, взрослые, в душе всегда дети. Даже, если хорошо представляем, как устроен мир, много видели, и все обо всем знаем, и будем знать еще больше, и взрослых обязанностей у нас достаточно, чтобы чувствовать себя взрослыми, но, все равнов душе остаемся детьми, мечтающими о чуде, о том, чего у нас нет. Так уж устроен человек –внешне он всегда хочет иметь то, чего у него нет, то, что он еще не знает, им движет стремление к новому, к тому, что манит. Авнутренне, не признаваясь себе, он хочет, чтобы у него было что-то недостижимое, о чем можно было бы мечтать. Это и есть понятие «далеко-далеко».
Во всех сказках мира герои отправляются за счастьем далеко-далеко, за тридевять земель в тридесятое царство. Потому что наше воображение бежит впереди действительности. Да что там бежит, летит белым лебедем. Туда к белоснежным облакам, к заоблачным вершинам, к солнцу.
Ю. Сергеев «Далеко-далеко»
Художники мыслят образами, поэтому «далеко-далеко» в их сознании может выглядеть как море, равнина или восходящее солнце. У художника Юрия Сергеева это лыжня, этакий символ уходящего вдаль пространства, дорога в будущее, без конца и края. Даже не данная даль, а то новое, что постоянно возникает впереди.
А с другой стороны лыжня – это некая жизненная колея, по которой каждый из нас едет, не имея возможности с нее ни свернуть ни сойти. Вырваться из этого плена – подсознательная мечта каждого человека. Что и сделал мальчишка — бросил лыжи, упал в снег рядом и лежит в восторге.
Вырваться из жизненного плена
Мы все – дети, независимо от возраста, положения, обеспеченности и титулов. Мужчины покупают виллы, заводы, автомобили (те же игрушки – играть, бибикать и хвастаться:«У меня вот что, а у тебя нет»), женщин, а женщины покупают себе наряды, салоны красоты, побрякушки (те же игрушки – надевать, красоваться и хвастаться), рожают детей и возятся с ними как с куклами. О взрослости же своей мы вспоминаем, когда на нас наваливается ответственность, обязанности, обязательства, долг, когда натягиваются все нити взаимосвязей, которыми каждый из нас обрастает с возрастом…
Художнику и захотелось нарисоватьвозвращение в детство, то есть передать ощущение полной свободы, когда у тебя нет никаких обязанностей и долгов, только счастье созерцания, тихий восторг души, удовольствие познания мира. Они, обязанности, и в детстве, конечно, никуда не деваются, но в детстве о них легко забываешь, их как бы и нет. В детстве переход из одного состояния в другое происходит быстро: то ты был обычным, даже хмурым, чем-то озабоченным, а пришла в голову хорошая идея или что-то приятное вспомнил, и все, ты доволен, даже счастлив. Тем более, если эта идея разрастается, развивается, открывает новые горизонты…Это уже потом, когда становишься взрослым, все переходы даются тяжелее, сложнее, мешают разные соображения, осторожность жизненного опыта, нарастающие вместе с опытом комплексы. А в детстве все легко…
Лестница счастья — цепочка следов от лыжни
Вот она, лестница счастья — цепочка следов от лыжни. Это мальчишка скинул тяжелые лыжи с ног, и ноги без лыж стали как пушинки, как будто из пенопласта. Они сами так и норовят бежать, лететь впереди тебя. И поэтому даже просто уже не держат, так что падаешь в снег. Ну и пусть, зато свобода. Бежал по колее, и вдруг ррраз и выпрыгнул с колеи в снег. Упал на спину, а тут перед глазами, прямо над тобой разверзлось небо. Вот, оказывается, мир какой необъятный. Лети, как птица, в любую сторону…
Да и природа твоему душевному состоянию подыгрывает — на дворе март. Недаром говорят, что природа всегда подыгрывает человеку. Когда у него на душе буря, она разворачивается и вокруг человека. Природа – зеркало наших мыслей и эмоций. Поэтому, если у нас на душе солнышко, то оно вскоре даже в ненастную погоду вылезает.
Отсюда и этот прыжок мальчишки с лыжни к свободе, не в темноту, а к свету, навстречу солнцу. Или солнце само вышло навстречу. Неужели это все для меня, ради меня? Ты лежишь в блаженстве, залитый солнечным светом, и тебе кажется, что ничего невозможного уже нет, что жизнь чудесна, и всегда теперь будет такой, и всегда будет такое вот весеннее настроение. И лежать какое-то время на этом веселом мартовском снегу, уже подтаивающем и почти затвердевшем, вполне можно — не простудишься…
Две его сестрички, слева, рядом, они тоже свободны, но иначе. Женское воображение подвижнее и больше склонно мечтать, создавать целый мир грез, чем предполагать действие. Только что оно было тут, и вот уже далеко-далеко, белой птицей сливается с облаками. Поэтому обе заворожено смотрят вдаль, старшая что-то говорит младшей, а та слушает. И они уже там, на горизонте, на острие своей мечты и своего взгляда. Они мечтают красиво, романтично, будто специально, даже намеренно, думают о том, что, мечтая, надо выглядеть прилично, чтобы это смотрелось. На самом деле не намеренно, конечно, не специально, одно слово – женщины. Не то что мальчишка, которому наплевать, как он смотрится.Главное – небо над ним.
Две сестрички, каждая мечтает о своем
А собака наоборот – никуда не стремится, ни в даль ни в небо. Она — символ покоя и в то же время символ дома (ясно, что деревня рядом, потому что собаки дальше чем на 100 метров от деревни не убегают, если их хозяин не уводит, да и с маленьким ребенком далеко от деревни не отойдешь). Собака как бы придает покой всей картине. Когда все «близко-близко», человек все время чего-то делает, суетится, копошится. А здесь, когда все «далеко-далеко», то расстояние между делами больше, все становится медленнее. И собака здесь не носится туда-сюда, а лежит и думает. Покой, идиллия, солнечное марево…
Собаке все близко-близко
Состояние философии и созерцания. И лыжи замерли. И дорога. И ветра нет. Как бы пауза. Все условия для осознания этого возникшего вдруг ощущения «далеко-далеко», для осмысления этого состояния.
«Далеко-далеко» — это пауза. В обыденной жизни, в суете паузы возникают, чтоб мы могли подумать. Это как изменение хода наших мыслей на кладбище – приходим туда взмыленные, еще живущие по деловым часам, но прошли за ограду, и накатывает умиротворение,как будто все умершие для нас заслужили нам это состояние, подарили нам его. Но на кладбище надо специально идти. А тут простор и тишина прямо рядом с деревней.Возможность взять паузу…
Раньше, еще каких-нибудь сто лет назад, это не было так важно, а теперь стало. Теперь, когда везде несущиеся куда-то потоки людей: на улице, на эскалаторе в метро, на лестницах подземных переходов. Остановись на секунду, на тебя сразу кто-то наткнется.. А кто-то и крикнет:«Чего стал? Уснул что ли?»Теперь, когда даже за столом говорят:«Пьем скорей, а то водка остынет»Или говорят:«между первой и второй промежуток небольшой…»И дальше:«Давай еще по малой»Теперь все живут торопливо, да еще торопят друг друга. Экономят время. Ужимают программы в образовании. Даже в храмах батюшки сокращают службы, пытаясь идти навстречу ускоряющемуся ритму современной жизни.
Далеко-далеко — это пауза
Выходит, чтоот состояния «далеко-далеко» мы отходим все дальше, хотя оно не где-то там, вдали, а рядом с нами. Как вот сейчас на картине у детей — отошли от дома, и вдруг нахлынуло ощущение такой беспредельности… На контрасте – то было тесно-тесно, плотно-плотно, а тут вдруг простор…
Откуда взялась теснота? Сами же и создали в своем стремлении к комфорту. Мы ведь так удобно обустроились в этой жизни, что даже в деревне (в городе тем более) все рядом, «близко-близко». Вышел из дома, а рядом другие дома, один за другим, один за другим. Но, если дом на околице, и отойти чуть в сторону, то вдруг бах …и пустота! Наверху — пустота неба, а справа и слева – пустота снежной равнины. И возникает недоумение, удивление, странное ощущение, что что-то не так. Потому что происходит этакаянесостыковка со сменой пространств, со сменой событий.
То естьповседневная череда событий или времен(утром встал, надо умыться, потом поесть, потом одеться и идти на работу и так далее)у нас в сознании обычно совпадает с чередой пространств(тут дом, перед домом палисадник, за домом — другой, затем улица или дорога, потом поворот, потом телеграфный столб, деревья и так далее). Как события по времени идут одно за другим, так и предметы в пространстве идут один за другим — время в нашем сознании как-то соотносится с пространством. Чем плотнее пространство (в городе, тем более в мегаполисе), тем плотнее, скоростнее и напряженнее жизнь. И наоборот, разреженность расстояний определяет и редкость событий. Например, у чукчей, живущих в тундре, или у арабов-кочевников, живущих в Саудовской пустыне, пространство – одна сплошная пауза, как и события в их жизни происходят с большими промежутками. Поэтому, наверное, и мыслят они паузами и говорят редко и неторопливо.
Взять Кавказ, почему там люди мудрые? Потому что живут в горах. А горы — это небо, так что волей-неволей будешь смотреть вверх. Игоры — это паузы, как лежащий полицейский на дороге, так что волей-неволей притормозишь. Вот и возникает привычка смотреть в небо и притормаживать, поспешать медленно. Они никуда и не торопятся. А куда спешить, если перед глазами у тебя ничего не мельтешит, а наоборот, примеры устойчивости и надежности? И тосты там произносят медленно, с паузами. И видимого пространства там много, за одними вершинами видятся другие. Преобладающее ощущение «далеко-далеко».
Горы — это тоже паузы
А здесь дети из насыщенного пространства деревни чуть отошли от дома, череда событий в их головах еще прежняя (одно за другим), а череды пространств уже нет – перед ними снежная равнина, пустота, пауза, ничего нет. И в их сознании возникает пауза, пустота, их охватывает оцепенение.
Так вот у нас и бывает, когдаоткрывается вдруг что-то протяженное (пустыня, море или степь), и сразу возникает странное чувство нереальности. Потому что мы привыкли, что во времени у нас пауз почти нет, все время одно событие сменяет другое. Так же и в пространстве, особенно в городе. А тут – пауза! И растерянность — нет ничего. Для горожан такой резкий переход из плотности в разреженность сродни выходу в открытый космос.
Так бывает, когда после долгого беличьего колеса городской жизни из Москвы за город выберешься, чтоб на лыжах прокатиться. В голове еще все мельтешит. А зрительно вдруг перед глазами снежная равнина. И в ушах — пронзительная тишина. И вопрос: а куда все делось? Или у моря утром вышел, море еще тихое, не плещет, поверхность гладкая, как равнина. И обалдеваешь. Или пляж пустой…на много километров. Или степь как в Аркаиме.И рушится привычное представление о мире. Все мельтешило, и вдруг – тишина, покой, пустота…Шок…
Современная скорость и плотность жизни,множество всяких дел и событий, предметов комфорта, которыми мы себя окружаем, не позволяют нам включать в себе состояние «далеко-далеко». Жизнь крутится, одно сменяет другое, так что все сливается в одно сплошное колесо жизни, и как бы без перспективы. А тут вышел в чисто поле…и…гуляй душа! Как в грустном рассказе Максима Горького «Страсти-мордасти», где двенадцатилетний Ленька, маленький, без ног, мальчишка-инвалид, жил в подвале и мечтал:«Вырасту большой, сделает мамка тележку мне, буду по улицам ползать, милостинку просить. Напрошу и выедуу в чистое поле. Гуляй душа!»
И действительно, после детства ощущение и даже понятие «далеко-далеко» у нас почти не имеет право на жизнь. И чем, дальше, тем больше. Как говорится, «куда ни плюнь», нигде нет «далеко-далеко», везде все привязано, приземлено, реально, везде — «близко-близко»…
Выйдешь в городе из дома – нету далека. Тут дом, там дом. Все близко. Все — одна большая клетка. И морально так же. Куча всяких дел, причем, не по главному в нашей жизни, а так, по суете, по заботам и прихотям, по сути-то пустопорожних, создаваемых стремлением к комфорту. Туда-сюда съездить, купить что-то для дома, кому-то позвонить. Чтобы было удобнее, комфортнее, приятнее. Сделать что-то для кого-то, чтобы с ним было удобнее, комфортнее, приятнее. Или чтобы он с тобой вел себя удобнее, комфортнее, приятнее.
А удобство мы понимаем, когда все недалеко, все рядом, все под боком. Так и говорят: в городевсе недалеко, это удобно. И все хотят, чтобы все было недалеко, все рядом, все под боком.И не замечаем, как в обустройстве, в добывании этого «недалеко», этого «удобно», мельчает душа, уходит из нее то высокое «далеко-далеко», что было в детстве, из нас уходит та жизнь, которой живет вся природа…
Потому что в плотном и несущемся куда-то городском мире все наши чувства (зрение, слух, обоняние, вкус, осязание) перестраиваются и приспосабливаются среди хаоса изобилия информации находить нужное, выискивать нужное. Это особенность плотной скоростной городской жизни. Наши зрение или слух становятся похожими на меняющий фокус объектив. Ив нас закладывается механизм – меняться в зависимости от окружающей среды. И частая смена состояний и настроек приводит к относительности всех наших суждений и понятий. И мы уже готовы легко отказаться от того, что раньше считали правильным и ценным.
П. Пикассо «Купальщица»
Скажем, смотрим, на картине «Купальщица» Пабло Пикассо (1871-1973) на женщину с тремя грудями и повторяем за искусствоведами:«О да, это высокое искусство, шедевр! Это не грудь, а символ троичности мира, его трехмерности»И не замечаем, как перестаем верить собственным глазам, как утрачиваем собственное мнение, как отказываемся от усвоенных истин, правил и ценностей. А самое страшное – не замечаем, что детский, естественный взгляд на мир после слишком частых перемен уже почти невозможен. И потому некому сказать, как ребенку в сказке Ганса Христиана Андерсена «Платье короля»:«А король-то голый!»
Потерять ориентиры, потерять себя – такую опасность духовные люди чувствовали всегда, во все времена, поэтому в критический момент уходили из уплотнившегося пространства и скопления людей в неосвоенные человеком места: мудрецы – в горы, отшельники – в пустыни, святые – в леса. Только там в голове все понятия, как вещи на полке, снова расставлялись по своим местам, мир вновь представлялся ясным и понятным, снова открывалось над головой высокое небо, и приходило осознание, как жить, что делать дальше…
Еще один способ включить в себе состояние «далеко-далеко» — путешествие. Не случайно путешественники, геологи, летчики и моряки – почти все романтики, они смотрят вдаль и преодолевают большие расстояния. Не случайно во всех сказках и мифах герои, чтобы обрести счастье, отправляются в путешествие за тридевять земель в тридевятое царство. Дело не только в новых впечатлениях, но главным образом в том, что начинаешь смотреть уже не только себе под ноги, а по сторонам, вверх и вдаль.
Путешествие дарит чувство «далеко-далеко»
На картине Ю.Сергеева «Далеко-далеко» половина пространства занимает лес, деревья.Дерево, хотя и встречается нам часто и может стоять совсем рядом с нами, тем не менее это едва ли не самый глубокий символ пространства «далеко-далеко». Ведь,если оно и упадет на землю, то и тогда будет работать на пространство «далеко-далеко», потому что возникнет колея, дорога, путь или мост. А когда оно живое и стоит, то показывает путь вверх, соединяет небо с землей. Поэтому мы и говорим: «лес – наше богатство».
Россия – страна огромных пространств, и они играют свою роль в формировании души народа, широкой, даже просторной, так что состояние «далеко-далеко» стало частью этой души и включается как бы само собой при первой же возможности. Благо, что стимулов в российской природе достаточно – наши бескрайние леса, реки, озера, наша просторная российская природа…
В отличие от города, в деревне комфорта и удобств меньше, но рядом она, природа, в которой много пауз и потому «далеко-далеко» рядом. И оно все время включает наше внутреннее дальновидение, небеса над нами. За околицу вышел, и прямо впереди оно, это самое «далеко-далеко». Никого нет, ни человека, ни строения, как всех ветром сдуло или даже как будто никогда никого и не было. И перед глазами открытое пространство. Вплоть до закругляющегося на горизонте неба…Вечное в нас включается от вечного, от пустоты, тишины, от зеркала Бога, на котором еще ничего не отразилось…
Как у Федора Тютчева:
«Когда придет последний день природы,
Состав вещей разрушится земных,
Все зримое тогда покроют воды,
И Божий лик отобразится в них!»
Почему и говорят психологи своим пациентам, приходящим к ним лечиться от суетности, беспричинной тревожности, постоянного лишнего беспокойства души:«Думайте о высоком и беспредельном – о песке, о снеге, о море, о небе, чтобы поверхность вашей души стала ровной, спокойной, как зеркало. И тогда в этом зеркале будут отражаться не ваши и чужие страхи, а мир, добро, свет, Бог…»
Люди, которые включают в себе состояние «далеко-далеко», оптимистичны, перед ними открывается бесконечное будущее, они видят перспективу во всем. И наоборот, почему подростки кончают жизнь самоубийством? Философия состояния «близко-близко». Не видят перспективы. Их спрашивают в больнице, после того, как вытащат из петли:«Ты почему хотел себя убить?»Отвечают:«А мне некуда было деваться…»У одного в сибирской деревне дядя живет, не знает, где время взять и помощников. Куча дел…Узнал, что племянник хотел руки на себя наложить, говорит:«Забираю его. Увезу к себе под Новосибирск. Там он будет знать, что делать: косить, молотить, боронить, строить дома.»Забрал, увез. Через три года у подростка и смысл жизни появился, и дела, и перспективы…
Это вопрос не расстояния, а головы. Когда у тебя все «близко-близко», то ты и сам себе проблема и другим проблема. И наоборот, если у тебя в голове все «далеко-далеко», то ты и сам себе не проблема, так еще и проблемы других решаешь, разгребаешь, потому что у тебя места много, все далеко, все возможно!
То есть обилие дел и забот, когда их много, и они без пауз, рождают в душе опустошение. Как мелькающие спицы велосипеда зрительно видятся как пустота. И наоборот, когда «близко-близко» чередуется с «далеко-далеко», когда «далеко-далеко» можно все время приблизить, то мир раздвигается до бесконечности. И весь принадлежит тебе.
Иногда слышишь, как некоторые художники говорят:«Сейчас кризис, нечего рисовать…»И действительно, смотришь — человек в тупике и рисует квадрат Малевича. То есть «далеко-далеко» в голове исчезло, цель – тоже, и пришло «близко-близко».
А художник Юрий Сергеев как бы говорит:«далеко-далеко – это умение видеть небо». И положив на картине мальчишку на спину, показывает, что надо делать. То есть иллюстрирует великуюистину – надо уметь видеть небо.Мол, ложись на спину и смотри. И не ной.
Обычная прогулка. Снежное поле, лес…Тысячи людей так гуляют. И не видят неба…И на спину не ложатся…Выходят в поле, и там им тесно…Она чего-то ему говорит, а он хватается за голову и стонет:«как ты меня достала…»Это в открытом-то поле…
Здесь самое большое удовольствие – увидеть небо. Для чего спина-то нам дана? Большинству она нужна, чтобы горбиться (ну и что же что грудь впалая, зато спина колесом!) да чесать ее, да поворачиваться ею к ближнему, когда он что-то просит. А кому-то — чтобы лечь на нее и увидеть небо. Вот счастливая способность! Кто об этом думал – не о терпимости спины, ее способности сносить боль, быть опорой (как говорят: спина широкая, и не то еще выдержит), но о таком величии спины? Чтобы с ее помощью увидеть небо…
Далеко-далеко — это еще и перспектива
А много ли мы смотрим на небо? Да почти никогда, все больше вперед или по сторонам, а то и себе под ноги. А откуда же тогда небу взяться в душе? Кто же тогда мысленно будет осенью улетать в теплые края вместе с журавлями? Кто же тогда ночами будет смотреть на звезды? Но Бог ведь ничего не создавал впустую. Как говорил Маяковский:«Если звезды зажигают, значит это кому-нибудь нужно?!?»Раз есть небо, значит должны быть и зрители. А, если они исчезнут, то зачем тогда и небо?Своим погружением в корысть и в суету жизни мы ставим под сомнение существование этого мира…
Греческий мыслитель Фалес (625-545 гг. до нашей эры), один из семи великих мудрецов древности, как раз и знаменит тем, что любил смотреть вверх – на небо, на облака или на звезды. Настолько был увлечен этим процессом, что однажды упал в колодец. Может, это и анекдот, но все не случайно. Значит действительно человек мысленно летал, летел за облаками и звездами, а в итоге стал мудрым человеком.
То же самое можно сказать и об одном из сподвижников Петра первого, ученом шотландце Якове Брюсе (1669-1735), который в своем подмосковном имении Глинки на крыше дома разместил площадку, на которой установил телескоп, для тех времен один из мощнейших в Европе. И ночами наблюдал за звездами.
Итальянский философ, архитектор, художник и писатель Пьетро ди Гонзага (1751-1831) сказал, что человек призван на Землю, с одной стороны – чтобы соединять звезды своей мыслью, а с другой — для оценки.Вся природа до человека не могла себя оценить, а человек оценивает. Если это действительно так, то в этом смысле понятие «далеко-далеко» без человека не имеет смысла. Именно человек все измеряет и прикидывает, далеко или недалеко, просторно или тесно, высоко или низко. Человек как линейка, как метроном, как мерило всего. Но, если человек живет только в состоянии «близко-близко», то есть смотрит себе только под ноги, он не может ничего оценивать и значит не выполняет своего предназначения на Земле.
И, если мы только в детстве смотрим на небо и оцениваем красоту окружающего мира, а потом в круговороте жизни почти утрачиваем эту способность, значит надо во что бы то ни стало возвращаться в детство, вспоминать это свое состояние, чтобы вновь включать в себе волшебное ощущение «далеко-далеко»…
Герман Арутюнов.