Альма-матер – ЖУРФАКУ МГУ 60 лет: Встреча выпускников 1977 года

Время летит стремительно. Прошлая наша встреча была, казалось бы, совсем недавно…года два назад, ну, максимум, три. А прошло, пролетело пять лет. И так мало мы успели сделать. Хотели к следующей встрече иметь уже в компьютере все группы с фотографиями каждого и какими-то текстами. Чтобы при представлении групп не только рассказывать друг о друге, но и что-то читать и что-то показывать. И что-то удалось, но не все. Удалось собрать какие-то фотографии, разложить их по группам, но в каждой группе примерно половина лиц так и не нашлась. Лежат фотки где-то на антресолях, в альбомах, в конвертах со старыми письмами. Думаю: ну, неужели так трудно, выбрать день и добраться, наконец, до своего архива, а потом переслать эти фотографии нам…

Ректор МГУ  Садовничий (слева) и Декан Журфака Засурский (справа)

Традиционно торжественная часть на факультете проходит обычно  в коммунистической аудитории. А тут дата – 60-летие факультета, так что собрались в 201 (Ленинская, как она называлась при нас), там побольше места. Пришел даже ректор МГУ В.А.Садовничий. Говорит, что главное в профессии журналиста – любить Родину и хотеть сделать для нее что-то полезное. Воспитанные в советских традициях, именно это и мы все тоже вынесли во взрослую жизнь. А наш любимый Ясен Николаевич Засурский лаконично подчеркивает другое – интересы современного журналиста должны  быть разносторонние, чтобы, берясь за тему, хотелось в ней разобраться.

Простая на первый взгляд, но, если вникнуть, то интересная мысль… Один из первых студентов факультета (1952 года) режиссер театра «У Никитских ворот» Марк Розовский как всегда вспомнил нечто интересное. Оказывается, в 50-е годы они, студенты, чуть ли не бастовали, добиваясь, чтобы на факультете ввели такие предметы, как машинопись и стенографию. А мы, изучая эти предметы 20 лет спустя,  еще ворчали: зачем, мол, это надо…И, что отрадно, многие в этот день говорят о М.В.Ломоносове, который по сути был настоящим журналистом, воплощая в себе требования Садовничего и Засурского. В самом деле, что такое его ода «На взятие Хотина», как не любовь к Родине и гордость за нее? А «Гимн стеклу»? Реклама, глубокая, конструктивная, да еще и патриотическая!

Я смотрю в зал 201 аудитории, где собрались выпускники факультета разных лет, все поколения журналистов, начиная с 1952 года…Какие умные, интересные лица. Работали или и сейчас работают в газетах, журналах, на радио, на телевидении. В целом это лицо нашей журналистики. Как на картине Ильи Глазунова «Россия. Сто веков», где он нарисовал лица русских святых за 1000 лет православия. Без газет, журналов, радио, телевидения теперь вообще невозможно представить себе жизнь. Жутковато радостно мне смотреть в этот чудозал…

И вот мы уже снова,  как и пять лет назад, в ресторане Дома журналиста, но уже только наш курс, все, кто смог придти на встречу — чуть больше 50 человек, немного меньше, чем пять лет назад. Впервые для нас повесили большой экран, потому что теперь есть что показывать, есть зрительный ряд. И я взял с собой ноутбук, в котором уже три года лежит папка «Факультет журналистики МГУ.1977 год» и постоянно чем-то пополняется..

Теперь можно уже говорить о группах, показывая лица. И поэтому, если пять лет назад было устное, без зрительного ряда, представление только двух-трех  групп, то теперь мы прошлись по всем пятнадцати. И каждую свою группу представляет тот, кто пришел на встречу и кто сейчас захотел это сделать. Например, 101-ю – Ксюша Лепанова, 102-ю – Эмма Бабинцева, 103-ю – Виктор Мостовой, 104-ю – Коля Мусиенко, 105-ю – Надя Огородникова и Ира Генинг,   106-ю – Таня Тимохина, 107-ю – Наташа Гринив и Витя Вербкин, 108-ю – Татьяна Фролова, 109-ю группу – Лариса Корнеева, 110-ю — Наташа Ломакина, 111-ю – Саша Галкин, 112-ю – Валя Вепринцева (Никольская), 113-ю – Эльдар Абдуллаев, 114-ю – Петя Федоров, 115-ю – Рита Шабурова. И, представляя группу, каждый делится своим самым сильным впечатлением. Валя Вепринцева, например, рассказывая о группе, делится радостью «Из Израиля приехала Ира Мигдаль, с которой мы не виделись 35 лет». Эльдар Абдуллаев, вспоминает, что именно они на факультете устраивали капустники. А Петя Федоров признается: «Не все помню, так как ставил рекорды журфака по прогулам».

Валя Вепринцева (слева) и Герман Арутюнов (справа)

Они говорят, а я открываю папки в ноутбуке, и на экране появляются лица. К сожалению, не всех. Но это зависит от нас. Надо просто в каждой группе задаться целью – собрать все фотографии. Пусть кого-то нет отдельно, и он только среди других. Ну и что? На фотошопе можно выделить любое лицо, чтобы потом на встрече 2017 года, говоря о ком-либо из наших однокурсников, мы могли его видеть.

Это важно, потому что не всех каждый из нас знает по фамилии и даже по имени, а лица мы помним. И, слушая рассказ, глядя на лицо, кто-то что-то сможет добавить: случай ли, эпизод, разговор…

Лариса Корнеева (в центре)

Каждый раз на наших встречах мы вспоминаем о тех, кого уже нет с нами. Вот и на этот раз Лариса Корнеева напоминает: «Первый тост за тех, кто ушел…»

Мы все встаем и слушаем стоя.

На экране лица наших ребят и девочек, а Лариса перечисляет:

«Лена Левина (101 группа), Таня Костко (102 группа), Галя Калинина, Гена Корж, Анатолий Седов (103 группа), Олег Киясов (104 группа), Олег Котов (105 группа), Люся Первова, Нина Пряхина, Володя Фофонов, Кенжик Жапобаев, Саша Каширин (106 группа), Шамиль Маликов (? группа), Айсе (Галя Элюшева), Света Заика, Таня Ахломова, Сэм (Саша Ячменев)(109 группа), Таня Мещанская, Слава Якушев, Игорь Дедов (110 группа), Андрей Николаев (111 группа), Надя Григорьева (112 группа), Сережа Кривцов (?), Леша Волков (113 группа), Алеша Ганюшкин, Ариф Алиев,  Миша Карпов, Толя Рыбаков  (114 группа), Если кого не вспомнили, они нас простят. За всех за них, за тех, кого мы помним. Светлая им память. Они нас видят, прощают, Простим и мы им все. Мы их любим, мы были вместе…»

Ксения Лепанова — Радио Россия

А потом звучит отрывок из радиопередачи Ксюши Лепановой «Частная коллекция» (она идет по радио России в 22 часа 30 минут каждую четвертую субботу месяца). Она вспоминает студенческие годы, свою переписку с практики с друзьями – Сережой Бару, Толей Рыбаковым и Ильей Толстым. Озвучивает их письма. Это грустное признание в любви к нашей юности, наивности, чистоте, какой-то трогательной беззащитности перед временем. Теперь мы с каждым годом это ощущаем все острее. Я листаю на экране подходящие фотографии и жалею, что нет фотографий с практики. Конечно, они где-то есть. Может, лежат в семье Сережи Бару (он сейчас в Новой Зеландии) или у близких Толи Рыбакова (его, к сожалению, уже нет в живых). Может, кто-то из нас позвонит, напишет письмо по почте или по эмейлу, они откликнутся и что-то пришлют…

Жаль, конечно, что не все фотографии есть, и при звучании того или иного имени и фамилии мы не видим лица, глаза…В церкви тоже, когда читаются записки «О здравии» или «Об упокоении», нет зрительного ряда, но там все намолено, там есть традиции, там вертикальный энергетический столб, духовный мост к Богу, там обряд, когда одни и те же действия, повторяясь, усиливают настройку на иномир. Но и у нас каждые пять лет все почти повторяется, все как и раньше. Тоже уже что-то вроде обряда. А фотографии при звучании имени это целый всплеск одномоментных воспоминаний. Представляете, если все мы, пятьдесят с лишним человек, глядя на лицо однокурсника, вспоминаем его…какой это поток энергии, какая мощная радиоволна…Какой она вызывает резонанс и ответный поток информации – из нашего земного мира, где пока еще живы родные, близкие, друзья, знакомые этого человека, и из того мира, куда ушел этот человек, а нас там пока еще нет…Резонанс, который питает и наше информационное поле. Поэтому, надо, еще раз думаю об этом, надо собрать все фотографии, какие у кого есть. Чтобы на следующей встрече мы видели всех, кто ушел от нас и кого мы помним…

Да, наша встреча моментами чуть похожа на обряд, на службу в храме, когда батюшка говорит проповедь к сегодняшнему дню, потом читаются записки о здравии и об упокоении, потом идут исповедь и причащение, потом общая молитва с просветленным духом и словами благодарности…Вот и здесь, на встрече, кто-то говорит (и за столом и выступая у микрофона) о сегодняшнем дне (своего рода проповедь), кто-то кому-то кается (исповедь), кто-то говорит всем «спасибо, что мы есть, что собрались, что мы – журналисты настоящей школы, что мы – курс» (благодарность), кто-то поднимает тост, а все поднимают бокалы (причащение). Типичный волшебный механизм обряда, когда одни и те же повторяющиеся действия и слова как бы наводят ток в электромагнитном поле. Пространство электризуется нашими речами и действиями. А, поскольку мы говорим друг другу только хорошее, оно все пронизано невидимым духовным светом, хотя физически в ресторане полумрак. Вот, наверное, почему многие из нас с такой радостью и внутренним трепетом ждут пять лет этой нашей встречи. Об этом и говорит Наташа Ломакина (110 группа):

«Я так ждала этой нашей встречи, как когда-то встречи с самым любимым человеком…Хотелось посмотреть на всех вас, обнять, поцеловать, напитаться вот этим вот общением…еще на несколько лет вперед. Для меня эти наши встречи – что-то очень ценное. Сегодня так хочется знать о каждом,как он живет, что у него, как творческие дела, как личная жизнь. Поэтому, ребята, рассказывайте немножко о себе. Это то, что мы можем дарить друг другу…»

Наталья Ломакина

Чтобы не быть голословной, Наташа говорит два слова о себе. Увлеклась в юности радио, потом телевидением. После МГУ поехала на Камчатку за романтикой. И было за чем – многие годы работала, получала удовольствие. Пока не уничтожили региональное телевидение, оставив только новости. «Осенью возвращаюсь в Москву. А Камчатка останется удивительным воспоминанием. И, пока я там, приглашаю в гости. Из наших ко мне пока приезжали только Света Заика и Саша Гращенков. Приезжайте, покажу МОЮ Камчатку.» Фотографии, которые Наташа показывает, действительно фантастические. Облака вокруг жилых домов прямо в городе, как НЛО, пешком ходят…

Стало уже традицией (тоже своего рода обряд) зачитывать на наших встречах послания из других городов и стран от тех, кто хотел приехать, но не смог. Но иногда это просто письма из личного архива, которые мы писали друг другу на практику в другие города или с практики. Вот и на этот раз Лариса Корнеева (а присылают все эти послания чаще именно ей) зачитывает письмо от Татьяны Полуэктовой (111 группа), которая сейчас живет в Сыктывкаре, занимает там важный пост (зам председателя телерадиовещания). А письмо с воспоминаниями из 1973 года, с картошки:

«Татаринова сказала, что наш курс – самый лучший. На картошке мы с Вепринцевой, Захаровой, Чепрасовой и Кульковой работали на кухне под руководством бабы Веры и Мостового. Это было что-то. Вставали в 4 утра, чтобы накормить народ и так до самого вечера…»

Традицией наших встреч стал и тост за Ларису Корнееву. И хоть она сама и скромничает, напоминая, что инициатором нашей первой встречи через десять лет после выпуска в 1987 году был Леша Шедченко, но мы знаем, что вся черновая работа по организации встреч лежит на ней. Она всех обзванивает (и не один раз и не только по Москве и по стране, но и за рубеж), кому-то пишет, кого-то просит, чтоб позвонили, она договаривается насчет ресторана, она принимает народ у себя в редакции журнала «Легкая атлетика», где работает, она собирает всю информацию и больше чем кто-либо другой все о всех знает и все помнит. Все так или иначе выходят на нее, поэтому и я, если надо напомнить всем, чтоб приносили фотографии и что-то писали для нашей будущей книги о курсе, я звоню именно Ларисе. Наверное, потому что ей до всего и до всех дело. Типичный советский человек в лучшем своем проявлении. Как в знаменитой песне советских времен:

«Забота у нас простая,Забота наша такая,Жила бы страна родная,И нету других забот.И снег, и ветер,И звезд ночной полет,Меня мое сердцеВ тревожную даль зовет.»

Поэтому Володя Мехонцев, поднимая тост за Ларису и вручая ей огромный букет роз, не открывает Америки, перечисляя все ее заслуги, но всплеск всеобщей симпатии вызывает. Это симпатия именно Ларисе, всплывшая на аплодисментах и криках «мы тебя любим!». Тоже уже обряд, ритуал. А Лариса в свою очередь называет всех, кто ей помогал. Например, Валю Антонову, которая проделала огромную работу архивариуса: выстроила всех по группам, расставила около каждого телефоны и координаты, собирала и сканировала  фотографии,  составила общий список нашего курса (все 237 человек) по алфавиту, так что теперь легко быстро найти любого, даже тех, кто после первого курса куда-то перешел. Или Валю Вепринцеву, которая многих тоже обзванивала, разговаривала по душам.

Еще один тост произносит Виктор Мостовой, тем более, что народ, заморив червячка, слегка приложившись и наговорившись, немного успокаивается, так что уже становится почти слышно тех, кто просит слова:

«Иногда я сам себе говорю: «Какое счастье, что мы все учились в этом знаменитом Университете, в нашей Альма Матер. А кто нас учил…наши преподаватели, они думали не о себе, но о стране, о нас, студентах…И, благодаря этому, все мы здесь состоявшиеся личности, каждый в своем – мастер.  Спасибо им всем. Спасибо Татариновой, которую мы сегодня поздравили с Сашкой Зайцевым. Спасибо и тем, кого нет, Кучборской, Бабаеву…и многим другим. И теперь, когда я уже 25 лет преподаю, мне жалко моих студентов, потому что это я им преподаю, а не те великие педагоги, которые нас окружали. Давайте скажем им спасибо и выпьем за тех, кто ушел, а те, кто есть — будьте здоровы! За наших учителей!»

Народ за столами, видимо, начинает вспоминать преподавателей и какие-то интересные связанные с ними эпизоды (Эх, ну почему же только устно? Ну, напишите о том же, ну, хоть несколько слов!) Так что, если в этот момент кто-то и хотел что-то добавить, взять слово из-за общего шума невозможно. Я в этот момент думаю о том, что, поскольку у нас нет Стентора (один из любимых героев Кучборской, греческий воин, участник осады Трои, обладавший громоподобным голосом, по крайней мере, достаточным, чтобы перекричать наш зал), надо бы завести что ли колокольчики. Их звон напомнит, что коровы пришли с водопоя, и надо послушать, что делать дальше. Мне, например, Лариса дала слово, но попробуй его возьми! Хотя все в этом мире когда-нибудь кончается. Стало потише. И я решил не тянуть кота за хвост, сразу сказать о главном:

«Сегодняшняя наша встреча должна стать эпохальной, потому, что за прошедшие пять лету нас созрела идея – сделать книжку о нашем курсе. И мы начали потихонечку собирать фотографии и тексты. Раскачивать всех нас трудно, творческие люди – они такие, чем человек глубже, тем труднее его раскачать. Это как с компрессионными колонками, которые, чем выше качество звука, тем мощнее должен быть усилитель для их разгона.

Книги еще нет, но есть идея, которую надо обсуждать. Схема такая:

1. Уникальность или особенности нашего курса. Кто мы, что мы и откуда. Уникальность и особенности каждой группы.

2. Какими мы были студентами, где и как жили и учились. Наши зачеты, экзамены, рефераты, курсовые, дипломы

3. Наша практика на разных курсах

4. Наши педагоги

5. Кто кем стал, творчески и семейно.

6. Наши дети

7. Взгляд в будущее.

Под эту схему и надо собирать материалы. Уже в  компьютере создана папка «Факультет журналистики МГУ, 1977», где все разложено по полочкам, где все наши 15 групп с фотографиями. Но хотелось бы, чтоб по каждой группе были фотографии всех наших однокурсников. Хотелось бы записать все голоса, чтоб каждый что-то сказал в микрофон. Глядя на знакомые лица, слыша знакомые голоса, мы будем легче вспоминать нашу студенческую жизнь. Через глаза или зрительный образ, через звук, как через дверь, входишь в другое время.

Работая в журнале «Природа и человек», я 25 лет наблюдал и изучал аномальные явления (чудеса и загадки природы) и пришел к выводу, что духовный мир существует реально, он – такая же реальность, как и материальный мир. И те, кого уже нет с нами, они есть. И те, кто просто не пришел (свобода воли), они тоже среди нас. Они связаны с нами нашей памятью (лица – перед глазами, имена – на слуху), какими-то эпизодами, которые у нас сидят в подсознании, а мы о них не помним. И все это вместе – мы, это наш мир. Как В.Вернадский говорил, что вокруг планеты Земля существует ноосфера – мыслящая структура в форме кольца, вращающегося вокруг Земли, как кольцо Сатурна. Это мысли и чувства (а, может быть, только мысли) всех людей, которые жили на земле и живут сейчас. Это и наши мысли.

Тоже самое — духовное пространство нашего курса. В нем все мы, в том числе и те, кого уже с нами нет, и те, кто просто не смог придти на нашу встречу. Это пространство живо нашими мыслями и чувствами. Нынешними и теми, которые приходят с воспоминаниями. Воспоминания пронизывают время. Поэтому надо вспоминать и записывать то, что вспоминается. Как правильно сказала Наташа Ломакина «Надо рассказывать о себе, чтобы мы лучше знали друг друга». И что-то из записанного присылайте нам для будущей книги курса. Фотографии, тексты, хоть две-три строчки. Не целую эпопею, не роман, не трактат, а то мы, как творческие люди, сами себе будем придумывать отговорки, чтоб не писать.  Сколько я уговаривал Олю Плавинскую написать свой творческий портрет. Она долго не могла собраться, говорила: «Да, кому это интересно?». А когда все-таки написала, получилось очень интересно. И не только мне, думаю – всем.»

Лариса Корнеева добавляет: «Я прочла то, что о себе написала Оля, с таким удовольствием… Мне было так интересно узнать что-то новое о ней, о ее жизни, ее творчестве…»

Стучат вилки, ножи, бокалы, разговоры. Народ, конечно, слышит все, что я говорю насчет книги курса, но, то ли эта идея кажется многим нереальной, то ли многие посчитали, что раз это я задумал книгу, значит и писать эту книгу буду я, а они уже потом прочтут. Во всяком случае, я ждал каких-то вопросов, предложений помочь, советов, наконец, раз у нас страна советов. Ведь надо определиться хотя бы по группам, чтобы не Лариса Корнеева одна всех тормошила, а от каждой группы чтобы был человек, который будет связываться с другими, напоминать, убеждать. Но ни советов, ни предложений, ни вопросов, ничего. Один вопрос, правда,  родился, но он относится не к книге о нашем курсе, а к моему опыту изучения аномалий, разных загадочных явлений и чудес. Света Чиркова спрашивает: «А что с концом света?»

Я отвечаю, что какой смысл думать о том, что мы не можем изменить? Не лучше ли думать о том, что мы можем и делать это…Ведь если наш курс, наше студенческое сообщество – это единое существо, единая мыслящая субстанция, живая именно через наши мысли, чувства и воспоминания, то нам надо просто думать друг о друге, чувствовать и вспоминать. Когда мы это делаем, мы как бы обеспечиваем кровоток. Течет информационная «кровь» и в прошлое и в будущее. И каждый из нас этим держит других, держит всех. Невидимо, но это так. А то сетуем, что каждый год кто-то уходит, может быть, наши мысли о них, наши чувства, связанные с ними, их бы еще удержали на этой Земле. И так ли уж тогда важно вообще, будет ли конец света и когда…

За столами произносят тосты. Некоторые выносят их на общий микрофон. Например, за то, чтобы через пять лет мы снова собрались. Почти как у Окуджавы:

«Как хорошо, что все мы здесь, сегодня собрались…»Это тоже повторяющая каждые пять лет фраза, как звуковая мантра, как молитва, она закрепляет наше состояние душевного тепла и комфорта, нежности друг к другу. Нежность, о которой  впервые сказал Сэм пять лет назад.

Не случайно именно в этот  момент Ире Бачериковой хочется спеть песню: «Только раз бывают в жизни встречи,

Только раз судьбою рвётся нить,Только раз в холодный зимний вечерМне так хочется любить! …»

Песня тоже звуковая мантра, почти молитва, со своими повторениями и припевом, своего рода обряд, Звуковое кольцо, как и зрительное, замыкаясь, проводит ток.

В этом смысле музыка, которую ставит добровольно выступающий на нашем вечере в роли диджея Кирилл Привалов, совершает обратную работу – глушит, на мой взгляд,  звучание тонких душевных струн, бьет по голове ритмом и басами, стаскивает нас с духовного пьедестала на животный уровень. Оно, может, и тоже неплохо, это тоже вроде бы часть нашей молодости: дискотеки, отрыв по полной, всплеск животной силы. Но сейчас, когда мы вместе, а у нас так мало времени…не жалко ли включать в себе эти животные (на уровне живота) басы, отнимая у себя возможность сказать еще что-то нежное и важное друг другу…И музыка должна быть на наших встречах тихая и нежная. Тогда и вспоминаться будет охотнее и легче какие-то тонкие моменты нашей студенческой жизни, спрессованные в дальних кладовых нашей памяти. На скорости, с которой мы живем, да еще в разных делах и заботах, шансов добраться до этих кладовых очень мало. Только вот здесь, когда каждое знакомое лицо, каждая знакомая улыбка, каждая знакомая реплика настраивают на эту тонкую волну связи с тем волшебным студенческим временем…

Волшебное время…по потенциалу, по открывающимся возможностям, конечно, волшебное. Да, если б не МГУ, разве бы я, например,  открыл для себя испанца Лопе де Вегу с его геометрией развития чувства, немца Новалиса с его поиском голубого цветка, Бальзака, писавшего ночами в горячей ванной и двадцатью чашками крепкого кофе…А рукописи, которые мы читали в ротонде библиотеки на втором этаже, работая над дипломом…А мысли и идеи, которые носились в воздухе, проскакивая в разгоряченное сознание. как стрелы сквозь огонь…В нас была студенческая энергия взлета, когда ты еще не знаешь низких истин и не знаешь себя, и столько надежд, а впереди вся жизнь! И еще не было в этих духовных поисках тех житейских забот, которые потом опутывают нас, когда выходим во взрослую жизнь…

Толя Драган, помню, увлекся Лениным еще на втором курсе и стал читать его собрание сочинений, все тома, том за томом. Не впустую – писал вначале реферат, потом курсовые, потом из всего написанного выстраивал диплом. Цель была фантастическая – понять, как формировался Ленин, человек, повлиявший на ход истории, как вообще формируется сознание общественных людей, ставших вехами мирового развития, как журналистика помогает превращать мысли в искры, воспламеняющие людей. Он купил где-то по дешевке все 55 томов сочинений Ленина и таскал по очереди все эти тома с собой на лекции, на семинары, просто брал с собой везде, куда шел. Когда я говорил ему, что это здорово, это замечательно, это удивительно, что он, как Рахметов, готовит себя для каких-то больших дел…Об этом пока никто не знает, а потом все удивятся…Он смущался, краснел и бормотал что-то оправдательное: «мол, ничего особенного, это ж интересно!»  

Волшебное время…Видимо, мы и сейчас, спустя 40 лет, несем в себе флер этого волшебного времени, в душе оставаясь теми, какими тогда были, что-то щелкает в душе, и то время оказывается рядом с нами. То состояние, та студенческая энергия взлета, которая была у всех нас 40 лет назад и которая вновь наполняет нас сейчас, когда мы встречаемся. Это магнетизм, это притяжение нашей молодости, наших талантов, наших возможностей. Поэтому, наверное, мы собираемся каждые пять лет. Внешне на встречу друг с другом, а внутренне, тайно, невидимо, на встречу с собой, с тем юным и вечным в себе, что не стачивается жизнью, не замыливается бытом, не ослабляется  творческими неудачами, не уничтожается ни временем ни пространством.

 Не случайно кто-то из девочек просит Леру Колбикову спеть песню, которую «ты всегда пела в общежитии, когда мы там собирались нашей 115 группой.» И Лера охотно поет:

«И я была девушкой юной,Сама не припомню когда;Я дочь молодого драгуна,И этим родством я горда.Трубили горнисты беспечно,И лошади строились в ряд,И мне полюбился, конечно,С барсучьим султаном солдат.И первым любовным туманомМеня он покрыл, как плащом,Недаром он шел с барабаномПред целым драгунским полком…»

И не случайно кто-то, поднимая очередной тост, говорит: «В нас что-то есть, это и отличает наш курс. Если человек приезжает на эту встречу с Сахалина или с Камчатки, за тысячи километров, значит внутри нас что-то есть…»

На эту фразу, конечно, не может не откликнуться Наташа Ломакина, ведь именно она приезжает на наши встречи с самой Камчатки:

«Я вас люблю, мои друзья, я вас люблю любовью нежной. И каждый раз готова возвращаться сюда, чтобы сказать вам эти слова. Я жду этих встреч, вы не представляете, как. Сердце стучит, не останавливаясь. Смотрю на вас, улыбаюсь, узнаю ваши глаза, ваши улыбки, ваши лица. И вижу вас теми двадцати-двадцати трехлетними, какими вы были тогда, яркими, красивыми, молодыми. И, когда кто-то говорит: «Я боюсь приходить на встречу, потому что мы изменились», не верю. Я не боюсь приходить на наши встречи, потому что, если ты любишь человека, ты его всегда будешь видеть таким, каким ты его знаешь, помнишь и хранишь в своем сердце…Я вас всех храню в своем сердце. Иногда, может быть, забываю чье-то имя или фамилию, но, когда здесь встречаюсь с вами, все это вместе соединяется…И это так волнующе, так прекрасно…»

Я добавляю к Наташиным словам:

«В Великом Новгороде есть церковь Успения на Волотовом поле, которая во время Великой Отечественной войны была почти полностью разрушена. И реставраторы, копаясь среди обломков стен, собирали кусочки фресок, десятки тысяч маленьких кусочков, а потом их раскладывали, смотрели, что к чему подходит, и некоторые фрески восстанавливали целиком. Титаническая работа. А, когда их спрашивали, почему вы такие довольные, они отвечали: «Вы не представляете, какое это счастье, когда на пустое место встает найденный кусочек, и видишь уже не крошечный фрагмент, а часть изображения. А уже по ней догадываешься о целом.»

Так же вот и у нас. Чем больше мы будем восстанавливать целостность всех нас, вспоминать тех, кто ушел (это тоже целостность), тех, кто не смог придти сегодня (и это тоже целостность), обсуждать то, что тогда хотелось сделать в жизни (и это целостность), тем красочнее и полнее будет вся картина, тем живее будет наше сообщество, наш курс»

Чья-то реплика с места: «Как бы вот это наше единство передать нашим детям и внукам…»Знаменательная реплика. Значит наша с Наташей мысль о единстве нашего курса дошла, раз захотелось видеть ее в сознании детей и внуков.

А еще я думаю о том, что единство всплывает в нашей жизни всего несколько раз, когда создаются коллективы, и потому помнится всю жизнь. В семье, в детском саду, в школе, в Институте, на работе. И это как повезет — удастся или не удастся ощутить единство. Скажем, в семье в совместном походе в театр или поездке на море, общем переживании каких-то тяжелых моментов жизни. В детском саду, в союзе против нянечки, заставляющей спать после обеда, когда спать совсем не хочется. В школе, в классе, неважно, плохой он или хороший. Всем классом байкотировать тирана-учителя или махнуть всем классом в кино…В командных видах спорта, когда твое и еще чьи-то усилия приводят к победе…В Интитуте, когда весь курс на картошке или в стройотряде…

В возникновении чувства единства всегда есть что-то объединяющее всех или кто-то объединяющий. И тогда достаточно вспомнить про это что-то или про этого кого-то, чтобы это чувство снова возникло. У нас на вечере этим кто-то оказался Ясен Николаевич Засурский. Зная, что выпускники разных курсов празднуют в Доме Журналиста, он заходил в разные залы, зашел и в наш. И мы все бросились к нему, как цыплята или утята к маме, как хотите это называйте, обступили его, стали ему что-то говорить, тормошить, тискать, прижимать, чуть ли не щипать. Всем хотелось с ним пообщаться, поздороваться, сказать ему что-то хорошее. Всем захотелось с ним сниматься. Всех охватила нежность. Ему это бестолковое но радостное мельтешенье вокруг него было приятно, и он улыбался, здоровался, целовал дамам ручку, у кого-то что-то спрашивал, что-то отвечал…

Засурский (в центре) со своими «питомцами»

Спроси всех вместе и каждого в отдельности, что это такое, это всеобщее движение, мельтешение и тормошение, как все это назвать одним словом…Не уверен, что сразу бы нашли. Это как золото, которое в Средние века, смешивая разные вещества, искали алхимики, как философский камень, как Чаша Грааля…некая истина, ощутив которую, человек чувствует себя счастливым. А единство именно такая истина, потому что человечество когда-то взлетело над животным миром, ощутив единство и стремясь ради его сохранения научиться общаться, освоить речь. А это уже открыло духовные горизонты, и началась новая эра, человеческая…

Герман Арутюнов